Чего можно ждать от места, где Толстой родился и, "не по-людски" похоронен


​Из однодневного субботнего путешествия 1. Ясная Поляна - 2. Козлова Засека - 3. Тула



1. Ясная Поляна - потому и Ясная, что все и сразу не ясно здесь. Понимаю - путано и не ясно вам, а по другому и не сказать.

Чего можно ждать от места, где Толстой родился и, "не по-людски", а как сам того хотел, согласно завещанию, на краю оврага похоронен, чему есть самая удивительная для меня в жизни писателя история про Зеленую палочку? Чего ждать от места, где чудом чудесным почти ничего не изменилось и сохраняется все ровно так, как оставил сам писатель, навсегда покидая Ясную Поляну осенью 1910 года? Ожидаешь ощутить дух толстовской эпохи во всем - в том, как еще ранней весной накренилась, а затем и вовсе повалилась от старости вековая осина в регулярном парке и нет верного крестьянина, чтобы порубать ее нежно на части и вывезти к поленнице, где пусть уже не будет душу греть своим видом, но будет тело согревать будущей зимой, в том, как струится ручьем, переливается мутная водица из верхнего пруда с кувшинками - в средний, поросший сочнозелеными стрелами камыша и осоки, а там и в нижний, что вовсе заболоченный, потому, как устроены все три водоема каскадом спускаясь по холму вниз. Предвкушаешь ощутить дух писателя в том, как устроен его кабинет, которым служили ему в разные годы разные комнаты в доме, где есть письменный стол за которым по-настоящему влюбленная Каренина "бесстыже" отдалась Вронскому, а Ростова Наташка тринадцатилетней девочкой была влюблена сначала в Бориса Друбецкого, чуть позднее в князя Андрея Болконского, затем увлеклась Анатолем Курагиным, а замуж вышла так и вовсе за Пьера Безухова, "черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка", - все это было здесь, за этим письменным столом. А еще в кабинете всегда был пренепременный кожаный диван, что вообще - сама эпоха! - диван, на котором по традиции родились Лев Николаевич, его братья и сестра, почти все его дети и даже два внука. С заплатками, черной истрескавшейся кожи, диван.

Мне с детства казалось, что здесь может быть тяжелое лишь в названии - "Государственный мемориальный и природный заповедник", остальному же следует быть ясно-воздушным, как цветущий фруктовый сад высаженный руками графа, ну или, как взбитая седая прическа у опрятной бабушки-одуванчика в белой блузе с пышным бантом под тремя подбородками и в темной, длинной трикотажной юбке, увлеченно вещающей вкрадчивым старушечьим голосом историю жизни Классика и его семьи.

Но, ожидания мои не оправдались. Не оправдались начиная с автомобильной парковки, что стихийно устроили сами посетители на пустыре у входа в усадьбу-заповедник, а на самом деле есть приличная, закатанная асфальтом, на машино-места расчерченная, но в 100 метрах дальше от входа - пустующая. Не оправдались ожидания и билетными кассами с невразумительными очередями и излишней суетой возле, и кассиршами резковато и грубовато, совсем не по-толстовски, отвечающими на вопросы далеко не риторического характера "что делать" или "кто виноват", а касающихся экскурсии на велосипеде, их по сути касающихся. Не оправдались ожидания и повсеместными табличками "Служебный вход", да "Входа нет" распечатанными на черно-белом принтере бескомпромиссным "ареалом", вложенными в канцелярские пластиковые файлы и развешанные то тут, то там, через каждые 50 метров, а еще тропками и цветниками опутанными грубой, разве что не колючей, поволокой, куда тоже "не лезь, а то убьет", а если не убьет, то уж точно кто-то выскочит из того самого "Служебного входа", да накричит чего доброго. От того, что посетители так и ходят толпами, только там где ревнивой администрацией положено и проложено, не распределяясь, не размазываясь, не растекаясь равномерно по заповеднику в 412 гектар, есть лишь одно ощущение - столпотворения!, шумного, не всегда лицеприятного и ухо невольно "услаждающего" своими человеческими бытовыми разговорами не о писателе вовсе. Хорошо хоть доступны для общественности туалет и специальное место для курения, а вот купить бутылку воды здесь негде, только за территорией, будто даже это запрещено.

А еще здесь высокая концентрация свадеб и их кортежей с выпившими эскортами. Да, была суббота, в которую, казалось, вся Тула и Притулье решили пережениться (некоторые не по первому и даже не по второму разу), а заодно заехать поклониться на могилу Великого земляка и пофотоссесничать в кустах под тенью дубов. Невесты с женихами были повсюду, на юных безбородых и прыщавых лицах которых застыла печать, что им с самого рождения скучно и нечем заняться, если не начать весело жениться. За молодыми бегали "стильные" фотографы в актуальных для свадеб кедах, шортах и майках, на бегу выдумывающие все более изощренные позы местами переходящие в извращенные позиции, что старательные молодожены комично воспроизводили ничуть не стесняясь прохожих. Тут же, все это комментировали нетрезвые свидетели в выпроставшихся из-за пояса лососевого цвета рубахах отчего-то застегнутых на одну лишь пуговицу у пупка и пьяные свидетельницы с кудрявыми прическами-шиньонами в стиле "букет баварских колбас", в ярких туфлях на высоченных каблуках, в которых им и стоять и передвигаться было сложно. Родители были так же поблизости, тоже слегка пьяненькие, но тихие, в сандалиях-босоножках и обязательных носках. И вот все они вместе, на тех самых парковках у входа в усадьбу, до и после поклона и фотосессий, весело распивали из пластиковых стаканчиков водочку вперемешку с чем-то желтым, толи соком, толи фантой, у раскрытого багажника заваленного пакетами из гипермаркета автомобиля жирно и дешево украшенного свадебной мишурой, в каких-то десяти метрах от зловонного мусорного бака с тлеющим вторые сутки содержимым.

Свадебное нашествие на музей-усадьбу меня настолько обескуражило, что хотелось бежать от туда с чеховским стоном "В Москву, в Москву!".

Не разочаровал лишь экскурсовод, которого нам представили как: "Группа 12:40, следуйте за (то ли Кириллом, то ли Мефодием, то ли кем-то таким) Олеговичем!". Олегович оказался юным, чуть старше двадцати, страстно увлеченным ученым толстовцем, много цитирующим закатывая глаза, с внешним видом дьячка, низенького роста, с круглым животиком, жиденькой светлыми бороденкой и усиками, которые с роду не брил, прической с пробором купеческого сынка, приятным голосом, складной речью, которая все равно, что елейное масло щедро лилась из его тонкогубых уст. Он и сам признал, что в каждой комнате в доме, столько всего ценного и важного, о чем он бы мог говорить истинно часами, да нет на то времени у него. Зато проведенные с ним два часа были хоть и утомительны физически - ноги уставали ходить, спина затекала стоять, руки чесались что-нибудь да потрогать, где-нибудь да сфотографировать, чего делать категорически нельзя - но были самыми ценными двумя часами из всех тринадцати, что мы посвятили путешествию за целый день.

Выводы с рекомендациями. Стремитесь в Ясную Поляну золотой осенью, сухой и теплой, в будний день, который точно не будет санитарным, свадебным, праздничным, всенародным - чтобы насладиться тишиной, уютом и очарованием ясного места, не в смысле солнечного и без единого облачка, а ясного неясными мыслями, что рождаются здесь в духовной чистоте на вольных лугах патриархально-русского усадебного уклада, с неизменными кошками и котятами, га-га-чущими гусями позерами, ко всему равнодушными пасущимися лошадьми, а главное парками, даже не английскими, как считается, а чисто русскими - живописно заброшенными, с кустами бересклета, неприметными летом, которые осенью для вас вспыхнут яркими розово-красными "кострами". Только тогда здесь и можно будет ходить, медленно-медленно, никого не видеть в струящемся с небес толстовском свете, никого не слышать в шорохе листопада готовящихся к зиме деревьев и в радостном курлыканье летящих косяками на юга перелетных птиц. Тогда я бы сел у могилы Толстого, на единственную скамейку, что есть там у оврага, и всю эту мелодию зарисовал настукивая тонкие черные ряды строк одним пальцем по белому экрану айпада, нарушая правила "Зоны Тишины", о чем информирует неизменная табличка. А ведь раньше так и не писали. Писали долго, при свечах, поскрипывая пером, царапая писчую бумагу. Мир перевернулся, Лев Николаич, мир стал другим.

Читайте о Козловой Засеке и Туле с Кремлем и Пряником. Не упустите!