Два хозяйственных магазина находятся в сотне метров друг от друга. Но ни нужных нам тросов, ни коушей, ни заделок в них нет. Приходится собирать по сусекам огрызки изрядно попорченной морской водой и соленым воздухом китайской оцинковки, купленной в Салина Крусе, и мастерить диагонали из них. Ползая целый день в воде вокруг катамарана, обнаруживаю, наконец, место, в котором перетирается подъемная шверт-таль – это крепление ограничителя постановки шветра. Черт возьми, всего 4000 миль потребовалось, чтобы это увидеть. Но исправить положение нечем, Если придется бороться с проблемой до Таити. Гик? Ладно, тоже на Таити. Эх, Таити, Таити… Ну и как всегда полезных «мелочей» набирается еще на пару дней работы.
Еще через день авралом за полдня подготавливаем катамаран к выходу – отмываем баллоны от зеленой «бороды», благо от морских уточек их уже очистили местные рыбки, укладываемся, моем, скоблим, сушим, шьем.

На Маркизах самый конец сезона. Влажно, над горами висят плотные белые облака, регулярно сыплет дождь. Пустые бунгало для отдыхающих. Никем не охраняемая ферма с маленькими местными лошадьми, да-да, теми самыми, на которых Хейердал путешествовал в Пуамау, где он видел человеческие фигуры, которые побудили его к созданию новой теории заселения Полинезии, ой, простите, тех самых, конечно же нет в живых. Яхт-клуб, в котором иногда собираются любители современного полинезийского каноэ, в котором только два рабочих. Казармы береговой охраны. Ресторан, пара магазинов. А вот и та самая жандармерия, где у Хейердала конфисковали ружье Гогена. Тот самый пляж, куда выбросило их лодку, когда он вез на Хива-Оа больную жену… Мы в легендарном месте, где зарождалась одна из теорий современной антропологии, мы стоим на перекрестке на краю земли, который является точкой опоры одной из ветвей мировой истории, и мы здесь, потому что эта ветвь привела нас сюда… От этого вывода моя постоянная ирония стыдливо замолкает, а уставшее сознание начинает серьезнее воспринимать окружающее.


«Kao’a Nui» - по маркизски «добрый день». Удивительно, но по какой-то загадочной закономерности первая фраза, которую мы будем видеть на любом полинезийском острове – это «Добрый день!». «Kao’a Nui» на Маркизах, «Ia Orana» на Общества, «Kia Orana» на Кука, и пока не кончится этот прекрасный край бывших воинов и людоедов -«Добрый день!», «Добрый день!», «Добрый день!», только необитаемый Кауехи на Туамоту был молчалив, но острова не умеют говорить на человеческом языке, а люди не понимают языка островов, поэтому – как знать… Ну что ж, хоть и вечер, но Kao’a Nui, 'Iva-Oa, спасибо тебе за твердый берег!

Есть такое физическое явление – диффузия. Для тех, кто забыл физику – если вы оставите «Кровавую Мэри» в стакане, не беспокоя, допустим, на неделю, то получите водку с томатным соком. Если на пару часов – водка с соком в смеси будут, но тонким пограничным слоем. Население Маркизов – не очень давно приготовленный коктейль. Это аккуратная Франция, из которой повсюду мелькают полинезийские тату. Это неторопливая и улыбающаяся Полинезия, в которой вы вдруг обнаруживаете свежие французские булки. Но при этом вы четко видите, где начинается и заканчивается Европа, а где Полинезия.


Другие процессы – колонизацию и антиколонизацию – можно описать другим явлением: сжатием пружины. Франция очень долго давила на свою колонию, искореняя, как ей казалось, дикость и язычество. Довольно воинственных, но наивных тогда полинезийцев упорно христианизировали и отучали от людоедства, с помощью лютеранских пасторов, хитрых бледнолицых торговцев копрой и напитками и различных законодательных запретов превратив беззаботный, жизнерадостный и свободолюбивый народ в угрюмых запойных религиозных фанатиков. К счастью, в ХХ веке по каким-то причинам давление кулака метрополии на полинезийскую пружину ослабло. И как раз вовремя, потому что пружина могла бы не выдержать такого мощного натиска. И теперь две культуры живут удивительно спокойным браком по расчету, слегка ворча друг на друга, но понимая, что на этой земле так будет лучше. Полинезийцы стараются возрождать свои традиции, а правительство старается им в этом не мешать.

В восьмидесятых на островах Хива-Оа, Фату-Хива и Нуку-Хива провели электричество и проложили дороги. Поэтому время в пути между Атюоной и Пуамау и между Ханававе и Омоа занимает не два дня, а около часа. В Тааоа можно пройти пешком из Атюоны, а затем, поднявшись в горы, посетить древнее поселение.



Дорога в Пуамау теперь идет не по скалистому побережью, а сначала ныряет между рядами бунгало и некоторое время петляет по руслу ручья. Затем она выскакивает на склон обрывистого хребта, откуда открывается волшебный вид на бухту Атюона и два соседних острова: ближний, покрытый лесом Тауата и дальний, совершенно голый Мотане. Дорога поднимается выше по хребту, и через несколько минут вы въезжаете в… хвойный лес. Ничего удивительного, высота уже около 600 метров над уровнем моря, и на подветренных склонах острова довольно сухо. После аэропорта хвойные сменяются высокими деревьями, похожими на эвкалипты. Наконец исчезает из вида Мотане, некоторое время вы скачете по ухабам недостроенной дороги во влажном лесу, затем по затейливому узкому серпантину с редкими карманами выкатываетесь на северный берег острова. Он немного суше, чем южный, поэтому лес здесь не такой густой. И снова потрясающий вид с островом Фату-Хуку на горизонте… Дальше дорога соскучиться вам не даст до самого Пуамау. От извилистых спусков и подъемов отвлекают вызывающие экстаз виды, поэтому вести машину очень трудно. Зато найти тики просто: при въезде в Пуамау сразу направо и вверх до стенда. Если заблудитесь – скажете первому встречному «тики» - и вам покажут дорогу.




В первые несколько минут, после вживания в образ местного жителя 900-летней давности, конечно же немного с современными наносами, возникает ощущение, что свободное время у жителей было. Иначе с чего бы им так тонко резать в твердом, причем, как доказано Хейердалом, не местном камне. Даже если, как утверждают легенды, в те времена на островах жило до 100 тысяч человек. Климат в те времена был более влажным, количество крупных немного разумных млекопитающих здесь ограничивается только запасами пресной воды, ей же регламентируется кормовая база, вот тебе бананы, вот рыба, вот хлебное дерево, вот, в конце концов сосед, тюк его в темя – и у тебя полцентнера продуктов, да и не жалко его – наплодимся. В общем рай, можно и камень на досуге попилить. Но откуда на некоторых отдельно лежащих головах высечены очки? Самые настоящие очки, наличие которых так же шокирует, как автомат в руках бородатого человека на рельефе в Кобе! А плывущий человек совсем похож на человека в водолазном костюме. Кон-Тики был белый, а у этих статуй негроидные черты лица, почему они тогда «тики»? Сюда прибыли черные близорукие слуги белого господина Кон-Тики, принесли с собой глыбы красного туфа, поведали учение благословенного и заставили на память высечь их образы, да на крепкую память, на пару сотен лет?
Отсутствие антропологических знаний окончательно заводит в тупик, и заставляет ограничится созерцанием и наблюдением. Почти тысячелетний разрыв обеспечил нам полную смену восприятия, а соответственно полное непонимание нами жителей тех времен. Да что говорить про сотни лет, еще совсем недавно две цивилизации, рожденные на разных сторонах планеты, совершенно отказывались понимать друг друга. Первый раз прочитанная мною еще в школе сцена разговора со старым людоедом Теи Тетуа прошла через много лет и всплыла из памяти на этом острове, к сожалению, не дословно:

- Вы в своем мире воюете между собой?
- Да, у нас недавно была большая война…
- А убитых едите?
- Нет, мы закапываем их в землю.
- А, вы тоже любите помягче, через пару дней?
- Нет, Теи, наш закон запрещает нам есть людей!
- Зачем же вы их убиваете, если даже не едите?





И в этом такая железная логика, и белый мир в просвещенную эпоху не очень-то с ней согласовывается. Может быть нам смогли бы это объяснить люди, принесшие сюда образы этих изваяний, но нет ни их, ни их последователей, только безмолвные головы в очках с застывшей улыбкой на лице смотрят, кажется, мимо нас, и их тайна уйдет вместе с линиями на камне…

Провожающие:
- третий слева - Жан, один из первых "благоустраивателей" островов, на Маркизах с 80-х годов, наш гид по Тааоа;
- следующий - Жан-Мишель, начальник жандармерии;
- второй справа - Этьен, мэр Атюоны;
- рядом с Джеком - Анри, вольный корреспондент.

Текст: Станислав Березкин
Фото:Евгений Ташкин, Станислав Березкин