Когда видишь перед собой разъяренную толпу папуасов, понимаешь, что попал в первобытный мир, где живут не по законам государства, а исключительно по законам племени. А значит, человеческая жизнь здесь обесценена в разы.

Мы заблокированы буйной толпой и бежать нам некуда. Кажется, папуасы готовы разорвать на куски побледневшего человека позади нас. А началось все с такой мелочи, о которой даже говорить смешно. Но толпа требует правосудия. И требует его прямо сейчас – без судей и права на помилование, ведь приговор уже был единогласно вынесен.

Окружающему миру нет дела до того, что сейчас на этих улицах может пролиться кровь.

Мимо проезжают машины, гуляют прохожие, в парикмахерской напротив стригут очередного клиента, а в магазине, где мы прячемся, отпускают очередные товары. Окружающему миру нет дела до того, что сейчас на этих улицах может пролиться кровь.

Папуасы не похожи на безумных дикарей: они одеты, живут в поселковых домах и ходят на работу. Но сейчас они готовы если не убить беднягу, то как минимум покалечить. И только приезд местного ОМОНа спасает его. Крепкие спецназовцы дубинками разгоняют самых агрессивных, затаскивают нас в машину и увозят в участок.

Эта история приключилась со мной на шестой месяц жизни в Новой Гвинее, и тогда я получил свой самый ценный урок. Новая Гвинея – это территория племен. И с ними необходимо считаться. Иначе ваше увлекательное путешествие долго не продлится.

ДЕТИ ГОР

Вождь Яли бежит вдоль забора к полю с высокой травой. Наполеоновского роста – метр шестьдесят от силы, но крепок и жилист, как шахтер, который всю жизнь посвятил тяжелому физическому труду. Достигнув поля, он замирает – выжидает. И не зря – вот-вот должен объявиться путник, которому не посчастливилось забрести в его владения.

Вождь безоружен и гол, как младенец. Мужское достоинство его прикрыто котекой – фаллокриптом, который носят горцы. На голове шапка с пером в половину роста. Лицо равномерно покрыто сажей, а веки – для большей выразительности – обведены глиной. На теле также имеются узоры, напоминающие окрас тигра. Сейчас Яли не трудно спутать с самим чертом из седьмого пекла. Он страшен и опасен.

Черт ложится на землю и ровно с этой секунды начинается охота. Охота на человека. Только перо торчит из травы.



Несчастного путника застают врасплох – раздается ужасный вопль и по команде на бедолагу бросаются два десятка воинов во главе с Яли. Голые папуасы, которые все это время выжидали в траве, вооружены копьями и луками. В неподдельной ярости они валят путника на землю, чуть ли не водят вокруг него хоровод и того и гляди проткнут его копьем. Очевидно, что путник обречен… Но это всего лишь шоу. Пожалуй, лучшее в долине Балием.

Так вождь Яли с десятками папуасов-театралов в подчинении зарабатывают себе на хлеб.

В обычной же жизни Яли – милейшей души человек. Он не перестает улыбаться, обнажая почерневшие зубы, обнимает меня и обращается не иначе как «сын мой». Кроме того, он знает приветствия на многих языках, включая немецкий, испанский и украинский.

Мы сидим вдвоем на сельской тропинке, беседуем о былом и настоящем. На вожде больше нет грима, шапку он оставил дома, а на левой руке у него китайские часы «Адидас». Иногда Яли прерывает нашу беседу, чтобы при помощи надломленного прутика выщипнуть очередной волосок на бороде. В эти моменты он всегда морщится от боли.



«Война была нашей культурой, мы войной жили! И от этого мы никогда не болели, были сильными и высокими. А теперь что стало? Посмотри на нас!» – Яли строит гримасу отвращения.

Воевали папуасы за земли, женщин и свиней. Война тогда была не более чем модой, а вовсе не бойней на истребление. Совершили набег, убили одного-другого – и все, домой спать.

Война была нашей культурой, мы войной жили! И от этого мы никогда не болели, были сильными и высокими. А теперь что стало? Посмотри на нас!

Но потом появился белый человек и навсегда изменил мир папуасов. Позже пришли индонезийцы, которые притеснили аборигенов и установили здесь свои правила. Так, люди дани перестали воевать и убивать друг друга.

Теперь бывшие воины развлекают туристов и выясняют отношения на поле в деревне Восилимо, где проходит ежегодный фестиваль племен долины Балием. На фестивале команды соревнуются в тактике ведения боя, демонстрируют традиционные танцы, стреляют из лука и метают копья.



Я не знаю, сколько лет Яли. Вряд ли, впрочем, он сам знает: когда будущий вождь появился на свет, аборигены и считать-то не умели. Зато сейчас Яли занимается весьма прибыльным бизнесом. Он не только устраивает шоу, но и сдает туристам традиционные дома, которые построил специально для них.

Хижины предприимчивый папуас оборудовал минимальными удобствами. Например, кроватями. Вырученную же прибыль, полагаю, он хранит в банке в городе. Поэтому его детям от пяти жен не придется разукрашивать себя и водить хороводы голышом вокруг туристов. Они смогут пойти учиться в колледж или даже в университет. Их мир действительно изменился.

ДЕТИ ЛЕСА

Новый день в доме Бехемохона начинается, как и положено, с рассветом. В его мире нет ни часов, ни времени — есть только естественный цикл, который задает своими восходами и закатами солнце. Бехемохону не нужно проверять почту, варить кофе, чистить зубы и собираться на работу. Ему это вообще все незнакомо. Нет у него и кровати, которую нужно заправлять. Вместо нее пыльный угол хижины. Как у собаки.



В быту абориген весьма неприхотлив. Но даже он не может начать день без завтрака. Поэтому, только проснувшись, Бехемохон разводит костер прямо внутри дома. К потолку тянется едкий дым, жилище наполняется запахом горящей древесины. Он вполне бы мог развести этот костер одним лишь трением. Но зачем, когда есть китайская зажигалка?

Эта заморская штуковина, в которой и газа-то осталось совсем чуть-чуть, – подарок из другого мира. Мира, в котором сам Бехемохон никогда не был. Нет, он знает, конечно, что существует что-то за пределами этого леса, ведь ушли же туда его соплеменники. Но о том, что рисует ему воображение, остается только догадываться.



На первый взгляд Бехемохон – конченый ворчун, который всегда всем недоволен. Но нрава он на самом деле добродушного, а внешность и поведение не внушают страха. Его курчавые патлы торчат в разные стороны, мясистые губы всегда чуть приоткрыты. Кажется, он вообще не дышит носом. Просто у него перегородка пробита – в ней отполированная кость убитого животного.

Из одежды на Бехемохоне нет ничего. Штанам он предпочитает зеленый лист. Впрочем, Бехемохон – дитя этого леса, и этим все объясняется.

Раньше мы жили прямо над джунглями, в самом высоком доме. Но однажды пришел такой сильный ветер, что дерево задрожало. Он унес с собой крышу и лестницу. Поэтому нам пришлось спускаться по лианам, чтобы спастись.

На костер Бехемохон ставит чугунную сковородку. Еще один предмет из того мира. Сковородка накаляется, и на ее поверхность абориген бросает куски саго, которые отламывает от твердого куба, завернутого в сухой банановый лист.

Если у нас хлеб всему голова, а в Азии – рис, то у короваев это, конечно же, саго. Добывают саго из ствола особых пальм, затем промывают, сушат и лепят из клейкой массы кубы. По мере приготовления Бехемохон утрамбовывает его рукой и получается лепешка. Совершенно безвкусная и неизвестно какими полезными веществами богатая.



К утренней трапезе присоединяется брат аборигена Сидан. Не сказать, что лицом они похожи, но патлы Сидана торчат в разные стороны, одежды на нем нет, а в носу отполированная кость. Живут они вместе и спят на одном полу. Только вот еду по-братски не делят. Бехемохон берет лепешку и освобождает сковородку для Сидана.

Пока мужчины трапезничают, женщина, возраст которой сложно определить, занята привычными домашними делами. И она в отличие от Бехемохона с Сиданом – при параде. На женщине травяная юбка, грудь обнажена, волосы аккуратно собраны в шарики на макушке. Лауфон берет под мышку собаку, идет на порог и спускается вниз по вырубленным в десятиметровом стволе ступеням. Племена короваев строят свои жилища над землей – на деревьях.

Когда до земли остается метра полтора, Лауфон отпускает питомца гулять, сбросив его вниз. Сама же возвращается в дом.



Дом на дереве разделен стеной по половому признаку. Женщины к мужчинам в гости не ходят, как и мужчины к женщинам. У короваев есть поверье, согласно которому муж облысеет, если жена нарушит границу. Так что, по сути, большая и дружная семья живет раздельно. А чтобы зачать детей, аборигены уходят в лес.

На женской половине суматоха. Вокруг, похрюкивая, бегают маленькие поросята и норовят своими пятачками сунуться в запасы саго. Раздается детский плач. Взрослых дам это нисколько не беспокоит. Они заняты изготовлением травяных юбок. Поэтому ребенка убаюкивает девочка Халилон.

«Нет у него еще имени», – отвечает на наш вопрос Халилон и запрещает фотографировать дитя: примета плохая. Оказывается, это ее ребенок.



Когда наша съемочная группа вошла в дом, семья вела себя диковато. Короваи боялись смотреть на нас и держали ощутимую дистанцию. Сейчас же они немного к нам привыкли и смирились с нашим обществом.

«Раньше мы жили прямо над джунглями, в самом высоком доме, – говорит Бехемохон. – Но однажды пришел такой сильный ветер, что дерево задрожало. Он унес с собой крышу и лестницу. Поэтому нам пришлось спускаться по лианам, чтобы спастись. Вся семья тогда до смерти перепугалась, и с тех пор мы тот дом обходим стороной. Даже тропинку новую проложили.»




Дом коровая – его крепость. Причудливые хижины, которые аборигены строили в кронах высоченных деревьев, помогали им держать оборону во время набегов других племен и кланов. А если жить над джунглями, тебя не достанет ни стрела, ни вражеский лазутчик.




Сегодня же надобность в таких пентхаусах почти отпала, поскольку воевать больше не с кем. Другие племена давно сюда не заглядывают – у них теперь свои заботы, а большинство самих короваев переехали в современные дома, построенные для них индонезийским государством.

Семей, которые, как семья Бехемохона, решили остаться, совсем мало. Поэтому все земли поделены между немногочисленными кланами, и мир установлен на веки вечные. Теперь аборигены ведут борьбу не за свою семью, а за тех, кто остался в этом лесу. А дома над джунглями в этом не помощники.

Те, кто выбрал путь предков, верят: здесь их настоящий дом. И безымянному ребенку Халилон предстоит продолжить род короваев. Если только, когда он вырастет, вокруг еще будут деревья.

ТЕРРИТОРИЯ ПЛЕМЕН

Дани и лани, короваи и комбаи, асматы и мапи, вано и мони. Все эти народности говорят на разных языках, чтут предков и стараются сберечь то, что осталось от их культуры. Но правда лишь в том, что помочь им в этом никто больше не сможет: процесс глобализации давно уже необратим. Поэтому Яли и Бехемохон - представители последнего поколения настоящих аборигенов. Теперь я в этом даже не сомневаюсь.

Блог проекта и папуасы живут вот тут - http://vk.com/nomadic.reporter
Подписывайтесь!