ПРОФЕССИЯ — ВОЕННЫЙ ВРАЧ
Военный врач даже в мирное время живет с тревожным чемоданчиком, чтобы в случае необходимости в тот же миг оказаться там, где погибают люди, ломаются судьбы, рушатся целые города. Российские военные врачи оказываются не только там, где огонь, бомбы, танки и самолеты. А еще и там, где случилась катастрофа — землетрясение, наводнение, цунами.
ПРОФЕССИЯ — ВОЕННЫЙ ВРАЧ
Военный врач даже в мирное время живет с тревожным чемоданчиком, чтобы в случае необходимости в тот же миг оказаться там, где погибают люди, ломаются судьбы, рушатся целые города. Российские военные врачи оказываются не только там, где огонь, бомбы, танки и самолеты. А еще и там, где случилась катастрофа — землетрясение, наводнение, цунами.
Военно-медицинская академия имени Кирова
Здесь формируют базу тех самых уникальных знаний, которые отличают военного врача от гражданского. Альма-матер большинства военных врачей — Военно-медицинская академия имени Кирова в Санкт-Петербурге. История академии начинается с 1798 года, когда император Павел I подписал указ «Об устроении при главных госпиталях особого здания для врачебного училища и учебных театров». Академия стала первым и главным в России научным, учебным и лечебным центром, где издавались русские оригинальные учебники и где готовили профессоров для медицинских факультетов российских университетов.
~
ВОЕННЫЙ ВРАЧ — НЕ СПЕЦИАЛИЗАЦИЯ, ЭТО ОБРАЗ ЖИЗНИ
~
Конкурс в академии традиционно очень высокий (по последнему году среди девушек — 35 человек на место, среди юношей — 12 человек на место). Не все выдерживают вступительные испытания, не все выдерживают первые курсы обучения, есть люди, которые отчисляются.
Выступают войска, собирается и медицина. Командир доводит задачу до подразделения уже под крылом самолета, и он имеет право не сообщать личному составу пункт назначения. Себя в шутку врачи иногда называют кочевниками: несколько КамАЗов оборудования (если по земле) или два-три самолета (если по воздуху) — и отряд приступает к выполнению задачи. Сейчас как раз швартуют технику. Готовят к десантированию. Закрепить машины и оборудование надо так, чтобы ни одно стекло во время приземления не треснуло!
Екатерина Воробьева — хрупкая девушка — стреляет из пистолета, автомата Калашникова и выносит раненых с поля боя. Вместе с отрядом сейчас заняла свое место в самолете. Меньше чем через час по плану учений — прыжок с парашютом в полной экипировке (а это около 25 кг).
Комплекс рассчитан на 100 коек, в палатках размещается и персонал отряда — около 160 человек. В сутки госпиталь может принять до 250 пациентов. И одно из главных отличий от всех других военных подразделений — эмблемы Красного Креста на скатах крыши, чтобы и с земли, и с воздуха было видно, что здесь оказывают помощь.
Помощь квалифицированная специализированная. В больших контейнерах — мебель, оборудование, рентген-установки, УЗИ-аппараты, медикаменты. В штате есть травматологи, окулист, лор, невролог.
Всегда есть те, кто после первого же полевого выхода сдается. Уходит из военной академии в гражданский вуз. Напряжение, которое здесь растет с каждой минутой, и стресс от вполне реалистичных симуляций выдержит не каждый. Сейчас курсанты отрабатывают отражение атаки, контрнаступление и потом уже вынос раненых с поля боя и эвакуацию на вертолете. Экипировка — около 10 кг, одежда — сырая от дождя. Громоздкие носилки — «раненый» однокурсник весит около 70 кг. Вокруг рвутся снаряды и во все стороны летят камни.
Прямо здесь испытывают и новое оборудование. Например, датчик, выполняющий роль электронной медицинской карты: какой препарат и когда введен, когда наложен жгут — чтобы при передаче раненого не терять времени на заполнение бумаг. Потом, уже в госпитале, врач видит всю историю с посекундно расписанным графиком оказания помощи.
История о герое
Гораздо лучше теория усваивается, когда о тяжелых случаях говорят реальные участники событий. О спецоперации воздушно-десантных войск по поиску схронов террористов в горах рассказывает бывший начальник медслужбы дивизии Сергей Сергеевич Александров:
Сергей Сергеевич Александров
— Мы вышли тогда с группой из 15 человек, вместе с разведкой шли, впереди у нас всегда идут саперы, которые проверяют на предмет наличия взрывоопасных объектов, мин. Но в тот раз сапер был молодой, неопытный, немножко не уследил, и, когда спускались с горы вниз, произошел подрыв. Ему оторвало ногу, стопа болталась на лоскуте. Когда его товарищи пытались поднять, обнаружили, что он лежит еще на двух минах, которые не подорвались.
~
Как врач, Сергей понимал: парень истекает кровью. Медлить нельзя ни минуты. Но и рисковать еще одним человеком в таких условиях никто не позволит. Тогда всю ответственность на себя взял его наставник.
~
— Сказал: «Ты еще молодой офицер, подожди, я пойду». Взял палку и пошел, стуча перед собой. Я тогда задал ему вопрос: «Что если сейчас вы попадете в мину, она взорвется…» Он говорит: «Ничего страшного, палка сломается, а я пойду дальше, надо человека спасать.»
~
Группе пришлось разделиться. Одна часть продолжила выполнение задачи. Вторая понесла раненого в лагерь. Парень выжил. Семья, жена, дети.
~
— Сначала уничтожаешь противника, а потом начинаешь оказывать помощь. Если противник находится далеко — пули свистят, но ты, в принципе, противника не видишь, — есть первый принцип: не видишь — не стреляй. Тогда нужно оказывать помощь. Везде… Трудно прописать это в учебнике, это реально боевая ситуация.
Дмитрий Татару,
начальник медицинской службы 98-й воздушно-десантной дивизии
начальник медицинской службы 98-й воздушно-десантной дивизии
— Это было ранение бедра с переломом бедренной кости, уже порядка 3 л крови было потеряно. Соответственно, у него уже состояние было, ну, угнетающее уже. Мне запомнились слова того бойца, он все время спрашивал: «Как я буду жить там, я не умру?»
В полевом медпункте солдата подготовили к эвакуации. Потом, уже в клинике, парню полностью восстановили ногу. Он до сих пор служит.
Наверное, каждая вторая история пациента военных медиков — рассказ о герое. Вячеслав Малков был помощником командира. Стратегический ракетоносец-бомбардировщик Ту-22М3 — сверхмощная машина. С полным боекомплектом: стотонный самолет вряд ли с каким-нибудь сравнится. И тем страшнее было гвардии-майору Вячеславу Малкову слышать скрежет металла, когда в их самолет попала ракета противника.
~
— Под нами прошла первая ракета, мы ее не заметили. Друг на друга посмотрели, и тут удар. То есть это уже вторая ракета. По моим ощущениям, как в тиски железяку зажать и ударить кувалдой. Такой металлический хруст — не хруст, а излом. Чисто металлический.
~
Вячеслав перед катапультированием успел попрощаться с остальными членами экипажа. Потом их он уже никогда не увидит. Высота 6000 м.
~
— Все обесточено и ничего не идет. Прыгнул аварийно. Кусок неба показался, типа «Слава, пора» — сам себе, командиру — «Саша, прощай». По рычагам — и на улицу. Ударился. Сознание не терял, просто сильный удар. В горячке вскочил на ноги, тут же упал. Я просто не знал, что позвоночник сломал.
~
Раненого летчика привезли в Москву — в главный военный клинический госпиталь имени академика Н.Н. Бурденко. Первая операция шла больше шести часов. На следующее утро зашел врач и поздравил, как ни странно, «с рукой».
Профессор восстановил летчику локтевой сустав. Леонид Брижань — специалист по суставам, признанный мировым научным сообществом. Провел тысячи операций. Но с таким столкнулся впервые. Леонид Брижань для Вячеслава Малкова с того момента не просто врач, они теперь добрые приятели и часто видятся.
Леонид Брижань
Большинство военных врачей оказывались в таких условиях, которые далеко не все гражданские специалисты даже могут представить. Еще сложнее — понять, как в таком ритме они живут годами. И не сдаются.
Александр Иванович Сахаров
полковник медицинской службы в отставке, заслуженный врач Российской Федерации, кавалер Ордена Почета
— Я каждый год делаю примерно около 300 операций. Ну, вот так можно посчитать, что за… (смеется) почти за 30 лет сколько это будет. Ну, в разные периоды по-разному. Кстати, в отдельном медицинском батальоне я в год выполнял 700 операций. Ну, понятно, они были другой категории сложности... Было время, я пять суток не спал вообще ни одной секунды. И два с половиной месяца ходил, выполнял всю работу, оперировал все ночи. А если я садился, я моментально засыпал.
В годы Великой Отечественной войны на этапах медицинской эвакуации погибали 9–10% раненых, в Афганистане — 5–6%, а в Чечне — 1,2%. Как говорит хирург госпиталя Бурденко Александр Сахаров: «Война — это травматическая эпидемия». Не существует вакцины. Не помогут перевязки и операции. Остановить войну врачи не могут. Они могут лишь остановить кровь, которая там проливается, и попытаться залечить раны, которые после нее остаются.