Чистый лес. О людях и медвежатах
Пасмурный осенний день, за окном серое московское небо, грохот трамваев и жёлтые листья на мокром асфальте. Даже пёс не хочет гулять и спит на коврике, да и у меня какое-то меланхоличное настроение, отчасти даже ностальгическое. Из колонок звучат мелодичные переборы "Чижа с компанией". Курить, конечно, надо бросать, но и пачка сигарет на подоконнике лежит, стало быть, я соглашусь с Виктором Цоем: "Всё не так уж плохо на сегодняшний день". И попробую извлечь пользу из своей осенней хандры - поделиться с Вами некоторыми воспоминаниями.
Есть на западе Тверской губернии биостанция, и называется она "Чистый лес"... Хотя нет, не с того начинаю. Итак, обо всём по порядку.
20 июня 1936 года в городе Каменске, что в Ростовской области, родился Валентин Сергеевич Пажетнов, будущий специалист мирового уровня по бурому медведю, основатель биостанции и, что не менее важно, большой дружной семьи. Смею сказать, что тогда и начался его путь в науку: уже в то время парень пропадал днями и ночами в лесах, полях и на реке, заставляя родителей всерьёз понервничать, да и дома его всегда ждали разные животные. Потом была работа на заводе шофёром, армия... И тут надо остановиться подробнее.
Служить Валентин Пажетнов попал на Дальний Восток и именно там впервые попал в тайгу. В настоящую дальневосточную тайгу: с кедрами, пихтами, орехом и другими широколиственными породами; туда, где деревья обвиты лимонником и виноградом, а под их пологом живут непривычные для европейской части России кабарги, изюбри, гималайские медведи, леопарды и тигры. Ну и, конечно, охотники-промысловики, один из которых, Михалыч, после демобилизации согласился взять его на промысел, что изменило всю дальнейшую жизнь будущего биолога.
Вернувшись в Каменск, Валентин продолжил работать шофёром, сварщиком, примерно в то же время произошло знакомство со Светланой, его будущей женой, и свадьба, но дорога к семейному счастью снова пошла через тайгу. Молодую семью встретило село Ярцево на берегу Енисея, примерно за 600 километров от Красноярска вниз по течению. Героя нашей истории ждала работа в Ярцевском коопзверопромхозе, теперь он сам становился охотником-промысловиком. Пришлось ему строить зимовья, заготавливать ягоды, добывать пушнину на сдачу и мясо для себя, ловить рыбу, да и с транспортом тогда было не слишком просто. Заходить на промысловый участок за сотню километров в те годы считалось вполне нормальным явлением: промысловики шли пешком, на лодках, чаще всего вёсельных, некоторые использовали лошадей или собак... Хотя буду честен: я не знаю что (и, соответственно, кому) тяжелее. Муж занимается в тайге интересной, но трудной и опасной работой, жена ждёт его дома, волнуется и переживает, занимается хозяйством, заботится о детях. Пажетновы справлялись, несмотря на появление в семье сына, а потом и дочери.
И всё-таки пришла пора возвращаться на Ростовщину. Светлана устроилась работать в детский сад, Валентин в механические мастерские, пошёл в вечернюю школу, потом на зооинженерный факультет ВСХИЗО на отделение охотоведения. В качестве места работы по специальности ему был предложен Кавказский заповедник, но к горным лесам и набитым сотнями туристов тропам душа не лежала, в итоге был выбран Центрально-Лесной заповедник, в Нелидовском районе Калининской тогда области. Там опять ждала тайга, хотя южная, европейская, и с января 1970 года началась работа на новом месте.
Сперва Пажетнов был начальником отдела охраны, потом директором и только потом, в конце 1973 года, смог перейти в научный отдел. А ещё в 72-ом произошло знакомство с Леонидом Викторовичем Крушинским, профессором МГУ, этологом, заведующим Лабораторией физиологии и генетики поведения кафедры высшей нервной деятельности. И именно Крушинский предложил поработать с медвежатами: взять выводок из берлоги, вырастить и понаблюдать за ними в природных условиях. В частности удалось выяснить, что постройка берлоги является инстинктивным действием, не требующим обязательного обучения, но попытка оставить медвежат в дикой природе оказалась неудачной. В итоге была разработана программа реабилитации и основана биостанция.
Но знаете что, пожалуй, хватит мне переписывать чужие слова, рассказывая эту давнюю историю. Сам Валентин Сергеевич замечательно описал все эти события в книгах "Мои друзья медведи" и "Моя жизнь в лесу и дома", к ним и отсылаю любопытствующих. А я, с Вашего позволения, сменю музыку на что-нибудь повеселее, налью чайку покрепче, брошу туда ложечку мёда и расскажу о том, что видел своими собственными глазами. В общем "верьте аль не верьте, а дело было так...".
Моё знакомство с Пажетновыми началось в далёком уже 2006-ом, благодаря родной Тимирязевке. Когда будущая 107 группа собралась на кафедре зоологии, чтобы познакомиться, одним из нас оказался Василий, внук Валентина Сергеевича. А я, кстати, был едва ли не единственным, кому фамилия "Пажетнов" говорила о биологии и работе с медведями. Васька всё время звал нас в гости, и вот однажды мы с ним сели в поезд, уходящий от Рижского вокзала в Великие Луки.
Дай Бог памяти, когда же это было? Апрель 2009-го года. На 19-ое число выпала Пасха, а 18-го ранним утром мы вышли на станции Старая Торопа, пересели в машину и двинулись дальше. Мокрый после зимы грейдер, лужи и колдобины, а кругом хвойные леса, зарастающие поля, полупустые деревеньки... В какой-то момент мы вышли подышать, а с соседнего поля доносилось бормотание токующих тетеревов, которых мне раньше слышать не приходилось. Странное ощущение: утренний туман, лёгкий морозец и эти звуки. Меня поразила чистота вокруг, даже на обочинах дороги практически не было такого привычного в других местах мусора. Любят наши люди выбрасывать из окон бутылки и пакеты, а здесь их можно было пересчитать по пальцам. Но слева от нас засинел указатель, сообщавший, что до Бубониц осталось 2 километра.
Представьте себе участок грунтовки около полукилометра длиной, круто поворачивающий вправо. Вдоль неё, на приличном удалении друг от друга, стоит около десятка домов. Это и есть Бубоницы. Первым гостей встречает двухэтажный дом, в котором живёт семья Сергея, сына Валентина Сергеевича. Чуть ниже по склону холма стоит гостевой дом для посетителей биостанции, а от его крыльца около сотни метров до озера под названием Мельничное, с тёмной от торфа водой, которая заставляет его казаться бездонным. Чуть дальше по дороге, на повороте стоит дом сестры Сергея, Натальи, а заканчивается грунтовка перед жилищем старших Пажетновых.
Совсем не так выглядело это место в середине 80-х, когда туда перебрались Валентин Сергеевич и Светлана Ивановна. Бубоницы были почти пусты, как и многие окрестные деревни, лишь над парой печных труб зимой поднимался дымок. Место оказалось идеальным для работы с осиротевшими медвежатами.
Одной из наиболее традиционных русских охот всегда считалась охота на медведя на берлоге. Обычно ещё с осени примечали, где заляжет зверь, а зимой приходили к берлоге, приводили собак, выгоняли Хозяина на улицу и кололи рогатиной, только в ХХ веке окончательно уступившей место огнестрельному оружию. Многие деревенские жители даже продавали найденные берлоги городским охотникам, и тут существовала интересная деталь: опытные медвежатники покупали берлоги исключительно "с пуда". Это говорило об уверенности продавца: зверь в берлоге лежит крупный, не "с собаку", его можно продать на вес. Обычно такими зверями оказывались матёрые самцы и никакой беды для природы в такой охоте не было. Совершенно иначе дело обстоит с медведицами. Рожают они зимой, в январе-феврале и при добыче самки в той же берлоге оказываются 2-3 медвежонка, размером примерно с морскую свинку. Попытки держать медведя дома почти всегда заканчиваются выстрелом, в цирки и зоопарки такое количество зверей не пристроить, да и цыгане с ними по улицам давно не ходят, к счастью. А егерей, которые могут точно сказать, что в берлоге самец, да ещё и размер определить, сейчас не так уж много. Проблема в том, что найти берлогу с самкой и малышами гораздо проще. Медвежата урчат, медведица фыркает, в тишине зимнего леса это слышно и охотнику, и, тем более, собакам.
Да и сами медведи давно научены горьким опытом: при появлении человека нужно уходить. Народу в угодьях хватает и зимой: охотники, рыбаки до заветных озёр добираются, лесорубы на работу выходят... Вот и уходят потревоженные медведи из берлог, бродят по зимнему лесу в поисках подходящего для дальнейшей спячки местечка. Найдёт такой зверь какое-нибудь укрытие, займёт его почти без подготовки и ждёт прихода весны: не слишком удобно, но спокойно. К старой берлоге медведи уже не возвращаются. Одна беда: родительский инстинкт у медведицы проявляется только весной, когда в лесу журчат ручьи, пахнет прелыми прошлогодними листьями и дни становятся длиннее. Когда у медвежат уже открылись глаза и уши, когда они норовят выбраться из своего маленького тесного мирка в большой, новый для них. А будучи потревоженной, она уходит одна, оставляя малышей.
Вот эти-то детёныши, оставшиеся без матерей, и проходят реабилитацию в "Чистом лесу". Разными путями попадают они на биостанцию: кого сами охотники или лесорубы привезут, кого егеря с лесниками, да и на зоопарковских зверях методика проверена. Суть её в том, чтобы минимизировать общение медвежат с человеком, сохранить природный страх перед ним, избежать их привыкания к людям. За всё время до выпуска они видят всего человек пять: в одинаковой (или почти одинаковой) одежде, пропахшей кашей и самими медвежатами, всегда молчащих и не прикасающихся к ним без серьёзной необходимости. А необходимость такая возникает только при кормлении совсем маленьких медвежат, пока они едят из бутылочки с соской и требуют массаж. Их ведь, как и всех детёнышей, должна вылизывать мать, чтобы они могли опорожнить кишечник, вот и приходится брать эту функцию на себя.
Приходит весна. Талая вода собирается в ручейки и бежит с холмов вниз к многочисленным местным речкам, иногда натыкаясь на преграды в виде бобровых плотин и самостоятельно упавших деревьев. По мере схода снега лес наполняется множеством запахов, но для слабого человеческого обоняния почти все они сливаются в один: терпкий и пьянящий запах весеннего леса. Старые, вылежавшиеся за зиму листья, мокрая кора деревьев, распускающиеся листья, первые цветы... Почки на ивах распускаются, становясь белыми и пушистыми, похожими на заячьи хвостики, а лещина, лесной орех, разворачивает свои серёжки. В маленькие лесные речки поднимается на нерест щука, разбредаясь по разливам тесными компаниями, по 2-3 мелких самца-молочника на одну крупную самку-икрянку. Деревенские мужики идут в лес на сбор берёзового сока, сладковатого и приятно освежающего. Кстати, в тех краях он имеет лёгкий металлический привкус, видно железа в почве много.
На поля вылетают тетерева и начинают токовать. Чёрные краснобровые самцы-косачи бормочут так, что их слышно за пару километров, вертятся юлой, мелькая белыми перьями подхвостья, сшибаются грудью, оставляя на жёлтой прошлогодней траве выбитые перья. А пёстренькие самочки, ради которых всё это и затевалось, наблюдают за боями со стороны, оценивая самцов и выбирая среди них сильнейшего. Тетеревиный ток всегда заставляет меня вспомнить Вальтера Скотта и его "Айвенго" - настоящие рыцарские турниры русского леса. Не слышно треска ломаемых копий, звона мечей, конского ржания, ликования толпы и смущенного перешёптывания прекрасных дам, только трубные кличи журавлей иногда заменяют фанфары, но... К чему всё это? Эти "чёрные рыцари" и так кажутся не менее достойными и благородными чем тот, оказавшийся Ричардом Львиное Сердце.
Такие же турниры устраивают и глухари, но посмотреть на них значительно сложнее: своими ристалищами мошники выбирают старые сосняки, часто на островках среди болот. Да, что-то я отвлёкся, вернусь к нашим медвежатам.
У них уже давно открылись и глазки, и ушки, они научились есть кашу, помещение в доме-берлоге стало для них тесным, да и энергии много, выход ей нужен. И в это славное весеннее время им предстоит небольшой переезд. Медвежат сажают в ящики с ручками, этакие закрытые носилки, и относят в сторону от деревни, в лес, где для них построен вольер. Вольер этот довольно велик, на гектар с лишним. В нём тоже устроен небольшой домик, растут старые сосны, протекает ручеёк и есть пара старых завалов, а на соседней просеке стоит вышка для наблюдений. Сперва, робко и осторожно, будущие хозяева леса начинают его осваивать. Первые неуверенные шаги быстро сменяются весёлой беготнёй. В это время общение с людьми сводится к минимуму: дважды в день, утром и вечером, их кормят.
Представьте себе такую странную конструкцию: длинный деревянный короб с круглыми отверстиями по диаметру мисок, которые отделены друг от друга перегородками, имеющий заднюю стенку для жёсткости и удобства переноски. В ячейки вставляются миски с кашей, и это приспособление ставится на землю перед медвежатами. Со всех лап бегут они к кормушке, с урчанием и фырканьем погружают мордочки в кашу, пачкаются, толкаются, некоторые лезут в чужие ячейки и дерутся, их приходится возвращать на место, подняв за шкирку. Всё, кстати, в перчатках, голыми руками мишек никогда не трогают.
А время всё идёт. Тетёрки и глухарки водят выводки цыплят, замолкают потихоньку певчие птицы, которым тоже нужно кормить птенцов. Лоси и кабаны, волки и лисы, барсуки и енотовидные собаки, бобры и выдры, куницы и белки - все заняты выращиванием потомства. Поднялась молодая трава, среди которой для медвежат много вкусного: иван-чай, сныть, медвежья дудка... Медвежата уже выходят из вольера и осваивают окрестности: жуют стебли и листья растений, разоряют муравейники, раскапывают мышиные норы. В вольере всё так же, дважды в день, ждёт их каша. Правда и каша меняется - теперь её варят густой и разбрасывают комками прямо на земле, среди травы и листьев. Да и объём кормления сокращается, для стимуляции самостоятельных поисков пищи. При появлении человека (или какой-то другой опасности) звери быстро оказываются на ближайших деревьях, где чувствуют себя спокойно, и слезают, только убедившись, что угроза уже миновала.
Подросшие медвежата начинают кормиться в малинниках и черничниках, к концу лета их можно встретить на месте старых садов с сохранившимися яблонями, на овсяном поле. Они уже разбились на мелкие группы "по интересам", установили определённую иерархию и занимаются, главным образом, нагуливанием жира к приближающейся зиме. В вольер они возвращаются всё реже, и приходит момент, когда они заходят туда в последний раз.
Обычно медвежат стараются выпускать там, откуда их привезли или в тех краях, где местная популяция медведей низка и требует пополнения. Осенью большую часть медвежат отлавливают, снабжают ушными метками, и они снова оказываются в пути, едут на встречу новой, абсолютно вольной жизни. Выпускают их обычно ранней осенью, чтобы было время освоиться на новом месте до зимовки. Но некоторые медвежата иногда остаются зимовать на биостанции, в том же вольере. Устраивают себе берлогу в завале или под домиком и, под сильный снегопад, скрываются там до весны. А кое-кто из тех, у кого особенно силён страх перед человеком, просто перестаёт возвращаться в вольер и уходит куда-то дальше, вглубь лесов Торопецкого района.
Вот так и проходит на биостанции год за годом, в работе с медвежатами. С 1996 года финансовую поддержку Центру спасения медвежат-сирот оказывает Международный Фонд Защиты Животных (IFAW), со временем появились гостевой дом для посетителей, экошкола, экскурсионные маршруты... Но лично для меня важнее другое.
Думаю, у каждого из нас бывают моменты, когда на душе тяжело и грустно. Неудачи на работе, проблемы в личной жизни, какие-то мелкие бытовые неприятности - у каждого из нас свои причины для того, что сейчас принято называть "депрессией" и свои способы борьбы с ней. Кто-то идёт к психологу, кто-то просто пьёт по-чёрному... А я собираю рюкзак и еду к Пажетновым. Туда, где ждут друзья, где мне знакомы все жители трёх деревень, где шумят над головой сосны, к стволам которых иногда так хочется прижаться щекой и где всегда находится для меня какое-нибудь важное дело.
Помните "Укрощение строптивого" с Адриано Челентано? Главный герой в его исполнении там боролся с мыслями о женщинах путём колки дров. Проверено на себе - помогает, причём не только в женском вопросе. Берёшь в руки топор, ставишь полено "на попа", прицеливаешься и бьёшь! Снова ставишь, снова бьёшь, и с каждым ударом из головы вылетает что-то лишнее, остаются только мысли о самой работе. То берёзовое полешко попадётся, то осиновое, то ольховое или какое-нибудь хвойное... Ближе к концу дня на душе легко, спокойно, остаётся только чувство приятной усталости и, иногда, мозоли. А как приятно будет посидеть зимой у тёплой печки!
Но, пожалуй, самое приятное - иногда заглянуть на огонёк к старшим Пажетновым. У них в доме всегда тепло, уютно и как-то особенно душевно. Сидишь за столом с кружечкой чая, беседуешь с Валентином Сергеевичем о лесе и его обитателях или ещё о чём-нибудь, суетится рядом, участвуя в разговоре, Светлана Ивановна, которую он, даже спустя столько лет, чаще всего зовёт Светочкой... Вот так! Дети, внуки, правнуки, а они по-прежнему заботятся друг о друге и видно, что это всё абсолютно искренне, просто и не может быть иначе. Помню, я был свидетелем того, как Валентин Сергеевич принёс жене букетик полевых цветов - просто так, захотелось порадовать. Она, кстати, в своё время тоже выучилась на охотоведа и является специалистом по питанию медведей, а также заведует их кормлением на биостанции.
Я потом долго смотрел на этот букетик посреди стола, на них самих и думал, что всё правильно, как и должно быть, что есть ещё на свете Любовь. А вместе с ней есть взаимопонимание, уважение и всё то, чего нам так часто не хватает в этом сумасшедшем мире, чего мы так часто не замечаем в вечной спешке и попытках заработать как можно больше денег... Только вот не в деньгах счастье-то, не в деньгах... В семье и в любимом деле. И Пажетновым в этом повезло как никому другому: три поколения семьи работают с медведями, четвёртое подрастает, все живут рядом, не уезжая куда-то в дальние края. И дай Бог всем такой семьи.
Эх, ладно, что-то я расчувствовался совсем, пойду всё-таки покурю, может быть полегчает немного. А потом достану с балкона рюкзак и проверю снаряжение. Пора мне снова туда собираться, а то соскучился я уже по ним всем. Да и зима уже не за горами, Туман тоже без работы засиделся. Что ж за жизнь у лайки без леса и его обитателей? Спит целыми днями да среди окрестных кобелей свои порядки наводит. Скучно как-то, не для того я его у прежних хозяев забирал. Москва, прощай! Привет, Бубоницы!
P.S.: А Пажетнов курить давным-давно бросил, в отличие от меня. Рассыпался на соболёвке табак, а взять-то негде, до жилья около сотни километров. Сперва собирал бычки под нарами, а потом посмотрел на себя со стороны и противно стало, мерзко. С тех пор и не курит. Ну что ж, возьму на заметку и попробую при случае поступить так же.
