Завораживающий Ладакх и его реликвия - самая большая буддийская тханка в мире
Еще во время поездки по Тибету в 2014 году мне стало ясно: для того чтобы увидеть тибетскую культуру, не подвергшуюся китайскому влиянию, незарегулированную и самобытную, нужно отправиться на север Индии – в Ладакх. Он стал целью, которая звала меня вперед целых два года: я зачитывалась описаниями региона, и в ходе своих изысканий узнала о существовании дардов – это загадочный народ, представляющий собой древний осколок арийской (индоиранской) нации, а также сделала важное открытие: только в год Обезьяны в монастыре Хемис на фестивале, посвященном дню рождения Гуру Падмасамбхавы (Гуру Ринпоче), вывешивают самую большую тханку в мире с его изображением, а ведь мне больше всего на свете хотелось увидеть настоящий буддийский тибетский праздник! Как и в случае с Тибетом, когда решающим фактором стал год Лошади с его особенной энергетикой, мне явился знак, указывающий точное время поездки в Ладакх - июль 2016 года.
Когда мы начали снижаться над Ладакхом, поравнявшись с исполинскими хребтами горчичных и красноватых оттенков, на дальнем плане видна была цепочка заснеженных гор. На дне долин можно было различить крохотные зеленые оазисы, каким-то чудом появившиеся по берегам рек.
Мы с подругой вышли из самолета словно в пустыне, так здесь было жарко и сухо. В Лех вела очень пыльная дорога, по обочинам которой стояли домишки с лавками. Впоследствии этому городу мною было присвоено почетное звание – самый пыльный город мира, по крайней мере я таких еще не видела. С центральной пешеходной улицы города открывается вид на дворец и мечеть.
Совсем недавно здесь уложили плитку, однако пыли и грязи хватало все равно – кругом спали всклокоченные собаки, которые, как мы узнали позже, ночью собираются в стаи и без конца лают. Они просто не давали нам уснуть - это было настоящее наказание!
На этой улице расположено множество магазинов кашмирцев с коврами, а также тибетцев – с тханками и прочими атрибутами тибетского буддизма. Среди прохожих много местных работяг, которые одеты в немыслимо пыльную, выпачканную в краске и/или цементе одежду. На тротуаре расположились торговки из окрестных деревень с ароматными сладкими абрикосами, редькой, капустой, картошкой, морковкой, зеленью и молоком.
С целью найти тех самых дардов мы обошли все рынки, и представители этого народа с физалисом в прическе из мелких косичек были обнаружены нами в самых неожиданных местах прямо у дороги: они продавали сушеные абрикосы.
В лавках мы закупились манго, которого здесь довольно много, причем разных сортов и по очень низким ценам.
Перед выездом на маршрут наш водитель помолился на дорожку и включил свои любимые мантры Ом мани падме хум с ещё какими-то вариациями местной музыки – я хорошо их помню, ведь они сопровождали нас в течение всего путешествия по Ладакху. Живописные домики и ступы пробегали за окном, однажды удалось заметить местных жителей с луками – это старинное их любимое развлечение. В каждой деревне мы видели спелые абрикосы на деревьях, желтые поля созревшего ячменя и крестьян с серпами за жатвой.
В лавках мы закупились манго, которого здесь довольно много, причем разных сортов и по очень низким ценам.
Перед выездом на маршрут наш водитель помолился на дорожку и включил свои любимые мантры Ом мани падме хум с ещё какими-то вариациями местной музыки – я хорошо их помню, ведь они сопровождали нас в течение всего путешествия по Ладакху. Живописные домики и ступы пробегали за окном, однажды удалось заметить местных жителей с луками – это старинное их любимое развлечение. В каждой деревне мы видели спелые абрикосы на деревьях, желтые поля созревшего ячменя и крестьян с серпами за жатвой.
В Алчи мы заселились в уютный домик, окруженный садом с цветущими розами, ромашками, мальвами, космеями, лилейником, яблонями, перекусили манго и отправились в местный монастырь по улочке с шумящим арыком. Самый древний монастырь Ладакха знаменит своими скульптурами и фресками в крохотных залах Дукханг и Сумцек – ничего подобного больше нигде не сохранилось.
Вернувшись на главную дорогу, мы увидели человека с огромной копной колосьев на спине: он нес ее на ремне, закрепленном на лбу, как это делают многие горные народы. Мы пошли ему навстречу и очутились среди золотых полей сжатого и несжатого ячменя. Рядом со жнецами играли дети. Во все стороны расстилались умопомрачительные пейзажи, украшенные фантастической светотенью.
Вернувшись на главную дорогу, мы увидели человека с огромной копной колосьев на спине: он нес ее на ремне, закрепленном на лбу, как это делают многие горные народы. Мы пошли ему навстречу и очутились среди золотых полей сжатого и несжатого ячменя. Рядом со жнецами играли дети. Во все стороны расстилались умопомрачительные пейзажи, украшенные фантастической светотенью.
Мы не могли оторвать глаз от этого великолепия. Здесь было так хорошо, что одно это место стоило всех наших усилий, затраченных на то, чтобы попасть в Ладакх. В путешествиях всегда бывают такие моменты, когда время останавливается, и ты внезапно узнаешь свою мечту в осязаемом мире. От шелеста переливающихся на ветру волнами колосьев веяло такой безмятежностью, которая не могла не тронуть до глубины души сердце русского человека, так или иначе потомственного крестьянина. Кроме того, мне все это напоминало любимый Тибет: ведь и там почти 2 года назад, в сентябре, вот так же вручную тибетцы собирали урожай ячменя, как и русские люди всего каких-то 100 лет назад…
Солнце стремительно двигалось к закату, тени росли, а мы решили всё-таки подойти к краю ущелья, чтобы заглянуть вниз. Поля были устроены на террасах, и мы потратили немало времени на поиски спуска с одного уровня на другой и соответственно подъема обратно. Зато наградой нам стал захватывающий вид на бурлящую реку.
По дороге мы поздоровались с семьей, в полном составе провожающей закат на крыльце своего домика.
Некоторые жнецы всё ещё продолжали работать, даже когда тень от гор накрыла всю деревню.
Мы проснулись на рассвете от пения птиц. В наше большое деревянное окно в ладакском стиле сквозь ветви тополей я наблюдала за крестьянкой, работавшей на соседнем огороде. Путь в монастырь Ламаюру пролегал по склону ущелья молочно-голубой реки, нам часто приходилось ехать по гремучим узким железным мостам, переброшенным через её притоки, ожидая своей очереди на въезд и выезд. Потом пейзаж обогатили причудливые отложения древних песков, с ними резко контрастировали как будто плюшевые изумрудные поля.
В Ламаюру ладакхские бабушки крутили молитвенные барабаны, проходя вдоль старинных огромных ступ, а на краю пропасти сидели черные гималайские галки.
В совершенно безлюдном храме мы помедитировали в абсолютной тишине перед статуей многорукого Авалокитешвары.
На обратном пути мы заехали в спрятанный в уединенном ущелье монастырь Ридзонг.
Он выстроен как амфитеатр таким образом, что из любого дома или храма открывается прекрасный вид на заснеженные горные вершины вдалеке, и производит незабываемое впечатление царящей здесь идеальной тишиной.
Монах показал нам главный храм с креслом для Далай Ламы – он бывал здесь несколько раз, что свидетельствует о его симпатии к этому месту. Быстро наползали тени: пора было покидать это прекрасное благословенное место медитаций и сосредоточенности. На обратном пути мы заехали в расположенный на дне ущелья женский монастырь Чуличан: здесь тополиный пух, зависший в воздухе, сверкал на солнце, придавая действительности ирреальный оттенок.
Утром мы выехали в крупный монастырь Ликир, где обучается множество монахов, и нам удалось наблюдать во дворе урок на свежем воздухе.
В монастыре Спитук мы увидели волшебный процесс создания мандалы из цветного песка: четверо монахов занимались этим делом с помощью специальных трубочек.
Здесь мы впервые попали в особенно большой зал Защитников.
В нём был многорукий Ямантака с бычьей головой и Махакалы – настоящая выставка монстров с завешанными ликами.
Солнце стремительно двигалось к закату, тени росли, а мы решили всё-таки подойти к краю ущелья, чтобы заглянуть вниз. Поля были устроены на террасах, и мы потратили немало времени на поиски спуска с одного уровня на другой и соответственно подъема обратно. Зато наградой нам стал захватывающий вид на бурлящую реку.
По дороге мы поздоровались с семьей, в полном составе провожающей закат на крыльце своего домика.
Некоторые жнецы всё ещё продолжали работать, даже когда тень от гор накрыла всю деревню.
Мы проснулись на рассвете от пения птиц. В наше большое деревянное окно в ладакском стиле сквозь ветви тополей я наблюдала за крестьянкой, работавшей на соседнем огороде. Путь в монастырь Ламаюру пролегал по склону ущелья молочно-голубой реки, нам часто приходилось ехать по гремучим узким железным мостам, переброшенным через её притоки, ожидая своей очереди на въезд и выезд. Потом пейзаж обогатили причудливые отложения древних песков, с ними резко контрастировали как будто плюшевые изумрудные поля.
В Ламаюру ладакхские бабушки крутили молитвенные барабаны, проходя вдоль старинных огромных ступ, а на краю пропасти сидели черные гималайские галки.
В совершенно безлюдном храме мы помедитировали в абсолютной тишине перед статуей многорукого Авалокитешвары.
На обратном пути мы заехали в спрятанный в уединенном ущелье монастырь Ридзонг.
Он выстроен как амфитеатр таким образом, что из любого дома или храма открывается прекрасный вид на заснеженные горные вершины вдалеке, и производит незабываемое впечатление царящей здесь идеальной тишиной.
Монах показал нам главный храм с креслом для Далай Ламы – он бывал здесь несколько раз, что свидетельствует о его симпатии к этому месту. Быстро наползали тени: пора было покидать это прекрасное благословенное место медитаций и сосредоточенности. На обратном пути мы заехали в расположенный на дне ущелья женский монастырь Чуличан: здесь тополиный пух, зависший в воздухе, сверкал на солнце, придавая действительности ирреальный оттенок.
Утром мы выехали в крупный монастырь Ликир, где обучается множество монахов, и нам удалось наблюдать во дворе урок на свежем воздухе.
В монастыре Спитук мы увидели волшебный процесс создания мандалы из цветного песка: четверо монахов занимались этим делом с помощью специальных трубочек.
Здесь мы впервые попали в особенно большой зал Защитников.
В нём был многорукий Ямантака с бычьей головой и Махакалы – настоящая выставка монстров с завешанными ликами.
В Лехе после осмотра пустующего ныне дворца мы добрались до старейшего в городе храма Нямгал Цемо: здесь была какая-то особая энергетика, и повсюду трепетали на ветру молитвенные флажки.
Внутри было поновленное изображение Зелёной тары.
Потом мы спустились пешком в старый город с извилистыми улочками и неповторимой атмосферой.
Потом мы спустились пешком в старый город с извилистыми улочками и неповторимой атмосферой.
Наконец солнечным утром мы выехали на фестиваль в монастырь Хемис. Отовсюду тянулись вереницы людей: они шли многочисленными тропами, сходящимися в одной точке у входа в сам монастырь, и мы были участниками всеобщего движения наравне со всеми. Торжественность предстоящего события ощущалась уже здесь. Миновав ворота, мы попали на переполненный зрителями двор монастыря, увидев перед собой на стене в ослепительных лучах солнца самую большую в мире тханку с изображением гуру Падмасамбхавы.
Трудно передать словами все чувства, переполнявшие нас тогда: это было любопытство, восхищение, священный трепет и ожидание чего-то чудесного. Мы уселись прямо на каменную площадку в первом ряду, чтобы хорошо видеть все происходящее. Наконец в центр двора вышли двое монахов с огромными трубами, и прогремела торжественная древняя музыка, возвещающая о начале мероприятия: в ней было что-то первозданное.
Под оглушительный звон литавров и пение монахов вышли первые танцоры в масках, и необыкновенное волшебное действо захватило всех. Менялись танцы и сцены - их невозможно передать словами: все было как сон, неизменным оставалось только чувство того, что мы перенеслись куда-то глубоко в прошлое, в Средневековье или ещё дальше, а в реальности словно появилось другое измерение, и мир сверхъестественных существ вдруг стал доступен нам, простым смертным. Махакалы, боги, святые и демоны вдруг оказались рядом с нами.
Трудно передать словами все чувства, переполнявшие нас тогда: это было любопытство, восхищение, священный трепет и ожидание чего-то чудесного. Мы уселись прямо на каменную площадку в первом ряду, чтобы хорошо видеть все происходящее. Наконец в центр двора вышли двое монахов с огромными трубами, и прогремела торжественная древняя музыка, возвещающая о начале мероприятия: в ней было что-то первозданное.
Под оглушительный звон литавров и пение монахов вышли первые танцоры в масках, и необыкновенное волшебное действо захватило всех. Менялись танцы и сцены - их невозможно передать словами: все было как сон, неизменным оставалось только чувство того, что мы перенеслись куда-то глубоко в прошлое, в Средневековье или ещё дальше, а в реальности словно появилось другое измерение, и мир сверхъестественных существ вдруг стал доступен нам, простым смертным. Махакалы, боги, святые и демоны вдруг оказались рядом с нами.
В конце первого действия гигантскую тханку внезапно стали закрывать узкими полосками материи – оказывается больше нам не суждено было ею любоваться. Во время второго действия мы поднялись на крышу и обошли её по периметру, с риском для жизни снимая происходящее внизу с наклонных карнизов.
По окончании танцев вся масса зрителей по тропинкам двинулась в обратный путь - это была картина исхода, аналогичная перуанской на Празднике Солнца в Куско (Перу).
По дороге в Лех мы ещё заехали в живописный монастырь-город Тикси с огромной статуей Будды Майтрейи, источающей сострадание и любовь.
По дороге в Лех мы ещё заехали в живописный монастырь-город Тикси с огромной статуей Будды Майтрейи, источающей сострадание и любовь.
По дороге на озеро Пангонг Цо я заметила высоко на скале необыкновенно живописный монастырь над зеленой долиной.
Уже дома мне удалось идентифицировать его название – это Чимре Гонпа, основанный в 17 веке, в нём хранится уникальная библиотека.
В этой долине шло строительство дороги: рабочие в пыльных лохмотьях вручную разбивали камни молотками, превращая их в щебенку, ночевали они по-видимому в больших общих палатках у обочины.
Наконец оазисы превратились для нас в маленький далекий островок посреди моря гигантских пустынных гор.
Мы карабкались по их складкам вперёд – дорога становилась все уже и опаснее: разъезжаться с встречными крупногабаритными грузовиками здесь было сложно. Погода испортилась, стало мрачно и холодно, временами моросил дождик. Наконец мы достигли перевала Чанг Ла высотой 5290 м: здесь всюду текли ручейки из непрерывно тающего ледника. Вскоре в одной из зеленых долин мы увидели пастуха с небольшим стадом яков - всё здесь напоминало Тибет. Дорога петляла вдоль бурной горной реки, на её берегах цвели сиреневые герани.
Мы долго пробирались по змеевидным изгибам склонов и преодолели ещё сотню-другую поворотов, часто форсируя глубокие ручьи. Здесь были розовые и шоколадные горы; бархатные травяные подушки - пастбища, изрезанные молочными ручьями; гигантские высохшие русла рек, однако многое говорило о том, что разливы этих рек регулярно затапливают и саму нашу дорогу.
Масштабы форм рельефа поражали своим величием. Когда у меня уже кружилась голова от поворотов, мы наконец увидели голубые воды озера длиной 130 км, причем как минимум половина его расположена уже в ныне китайском Тибете.
Следующим утром множество мотоциклистов и даже велосипедистов вместе с нами упорно продвигались к самому высокогорному автомобильному перевалу в мире Кхардунг Ла высотой 5359 м. У некоторых из них было настолько лёгкое для таких суровых условий снаряжение, что они двигались видимо на одной силе воли.
По мокрой дороге струились ручейки, видны были следы камнепадов и ржавые остовы когда-то давным-давно соскользнувших с дороги машин. Внезапно мы въехали внутрь облака и оказались окутаны плотной пеленой тумана. Казалось, что в таких условиях продолжать движение вперёд слишком опасно, но здесь, судя по всему, лучше и не могло быть: это был разгар сезона, проезд по этой трассе обычно разрешен только в июле-сентябре. И нам оставалось только читать мантры и надеяться на осмотрительность нашего водителя. Кхардунг Ла встретил нас снегом: он сыпался отовсюду, скрывая плотной завесой окрестности. Рабочие, почему-то с черными лицами (неужели они приехали из Южной Индии?!), обмотанные тряпьем, разгребали завалы и выравнивали полотно.
Дорога извивалась по гигантскому склону таким образом, что просто была обречена быть залитой дождями, засыпанной снегом и камнепадами большую часть года, так что асфальтировать её ради максимум 3-х месяцев более-менее сносного функционирования и правда нет никакого смысла. Когда мы спустились к возделываемым долинам, то увидели прекрасные розовые кустики шиповника.
Сотни поворотов появлялись перед нами, и перед каждым из них водитель обязательно сигналил, чтобы предупредить встречные машины. В таких условиях асфальтированные участки становились опаснее грунтовых, так как слишком велик был соблазн увеличить на них скорость. Форсировав подтопленный участок дороги, мы очутились на дне гигантского русла из серой щебенки какой-то ныне отступившей, а некогда поистине исполинской реки, и заехали в болотистую заросшую травой и кустарником низину с речками и озерками, где и находился наш кемпинг с говорящим названием Пустынные Гималаи. Из уютного монастыря Дискит нам открылся потрясающий вид на обширную долину Нубра, зажатую между горными хребтами. Большие яркие молитвенные барабаны были установлены здесь в специальных закрытых от непогоды комнатках. Понаблюдав, как старый монах сосредоточенно читал мантры и крутил их, я и сама занялась тем же, призывая к нам солнечную погоду.
И случилось чудо: когда мы спустились вниз в посёлок, неожиданно выглянуло солнце, и даже появилась радуга – мои мантры подействовали!
Разве можно после этого не верить в силу молитвенных барабанов и мантр?!
Протекавшая тут речушка была поразительно похожа на нашу Тверскую какую-нибудь Тигму, скажем. Здесь было немало комаров. Вся эта влажная зеленая местность с синими горами напомнила мне озёрный регион Чили. В палатке я, как всегда, почитала о буддизме: суть ваджраяны стала мне в этих краях намного ближе и понятнее.
Утром нас ожидал сюрприз: вчерашние пушистые облака как бы осели на склоны гор, открыв ослепительно голубое небо.
В Хундаре среди белых дюн мы оседлали двугорбых шерстяных верблюдов: они остались здесь в качестве осколка Великого шёлкового пути. Посадка и высадка с такой высоты была непростой - ощущения получились незабываемые! Здесь, в окружении гор, мы чувствовали себя частью какого-то древнего каравана...
Этой ночью нашу палатку потрепал ураганный ветер: началось всё с небольшого дуновения, а закончилось обрушившимся на нас ливнем, причем вода заливалась даже в закрытые окошки.
Мы покидали завораживающий Ладакх, вновь любуясь с воздуха снежными вершинами и изгибами спускающихся с них морен.
Мне было печально осознавать, что все земли тибетцев так или иначе стали приграничными милитаризированными зонами враждующих между собой крупных государств – Индии и Китая, а это значит, что тысячелетний мир и покой их навеки нарушен.
Ладакх оказался совершенно другим, непохожим на Тибет, несмотря на схожесть высот и географических координат, - здесь другой воздух и совсем другая организация жизни, более традиционная и органичная, свойственная любой части индийского государства, всегда толерантного к культурным основам народов, его населяющих.
Горы всегда меняют человека, и в этот раз они вновь наполнили мое сознание присущим им глубоким спокойствием и тишиной и оставили ощущение потерянного рая ровно такой же силы, как и в случае с Тибетом. Для меня возвращение на территорию тибетского Буддизма со всеми его противоречиями Будды, Авалокитешвары и Махакалы, которые мирно сосуществуют в каждом храме, в каждом маленьком алтаре – это лишь вопрос времени. Среди неисчислимого множества человеческих верований именно тибетский Буддизм вызывает во мне непреодолимую тягу, обладает неотразимым обаянием абсолютно иррациональной природы, не разочаровывает и не упрощается до уровня обыденности. В нем всегда остается что-то необъяснимое, мистическое, слишком много он допускает и обещает на пути его освоения.
И равно как после погружения в Тибет я не сомневалась в том, что увижу Ладакх, так же и после этой поездки я уверена, что мне не избежать экспедиций в Мустанг и долину Спити. Просто должно прийти время…Учитель приходит тогда, когда ученик готов
Уже дома мне удалось идентифицировать его название – это Чимре Гонпа, основанный в 17 веке, в нём хранится уникальная библиотека.
В этой долине шло строительство дороги: рабочие в пыльных лохмотьях вручную разбивали камни молотками, превращая их в щебенку, ночевали они по-видимому в больших общих палатках у обочины.
Наконец оазисы превратились для нас в маленький далекий островок посреди моря гигантских пустынных гор.
Мы карабкались по их складкам вперёд – дорога становилась все уже и опаснее: разъезжаться с встречными крупногабаритными грузовиками здесь было сложно. Погода испортилась, стало мрачно и холодно, временами моросил дождик. Наконец мы достигли перевала Чанг Ла высотой 5290 м: здесь всюду текли ручейки из непрерывно тающего ледника. Вскоре в одной из зеленых долин мы увидели пастуха с небольшим стадом яков - всё здесь напоминало Тибет. Дорога петляла вдоль бурной горной реки, на её берегах цвели сиреневые герани.
Мы долго пробирались по змеевидным изгибам склонов и преодолели ещё сотню-другую поворотов, часто форсируя глубокие ручьи. Здесь были розовые и шоколадные горы; бархатные травяные подушки - пастбища, изрезанные молочными ручьями; гигантские высохшие русла рек, однако многое говорило о том, что разливы этих рек регулярно затапливают и саму нашу дорогу.
Масштабы форм рельефа поражали своим величием. Когда у меня уже кружилась голова от поворотов, мы наконец увидели голубые воды озера длиной 130 км, причем как минимум половина его расположена уже в ныне китайском Тибете.
Следующим утром множество мотоциклистов и даже велосипедистов вместе с нами упорно продвигались к самому высокогорному автомобильному перевалу в мире Кхардунг Ла высотой 5359 м. У некоторых из них было настолько лёгкое для таких суровых условий снаряжение, что они двигались видимо на одной силе воли.
По мокрой дороге струились ручейки, видны были следы камнепадов и ржавые остовы когда-то давным-давно соскользнувших с дороги машин. Внезапно мы въехали внутрь облака и оказались окутаны плотной пеленой тумана. Казалось, что в таких условиях продолжать движение вперёд слишком опасно, но здесь, судя по всему, лучше и не могло быть: это был разгар сезона, проезд по этой трассе обычно разрешен только в июле-сентябре. И нам оставалось только читать мантры и надеяться на осмотрительность нашего водителя. Кхардунг Ла встретил нас снегом: он сыпался отовсюду, скрывая плотной завесой окрестности. Рабочие, почему-то с черными лицами (неужели они приехали из Южной Индии?!), обмотанные тряпьем, разгребали завалы и выравнивали полотно.
Дорога извивалась по гигантскому склону таким образом, что просто была обречена быть залитой дождями, засыпанной снегом и камнепадами большую часть года, так что асфальтировать её ради максимум 3-х месяцев более-менее сносного функционирования и правда нет никакого смысла. Когда мы спустились к возделываемым долинам, то увидели прекрасные розовые кустики шиповника.
Сотни поворотов появлялись перед нами, и перед каждым из них водитель обязательно сигналил, чтобы предупредить встречные машины. В таких условиях асфальтированные участки становились опаснее грунтовых, так как слишком велик был соблазн увеличить на них скорость. Форсировав подтопленный участок дороги, мы очутились на дне гигантского русла из серой щебенки какой-то ныне отступившей, а некогда поистине исполинской реки, и заехали в болотистую заросшую травой и кустарником низину с речками и озерками, где и находился наш кемпинг с говорящим названием Пустынные Гималаи. Из уютного монастыря Дискит нам открылся потрясающий вид на обширную долину Нубра, зажатую между горными хребтами. Большие яркие молитвенные барабаны были установлены здесь в специальных закрытых от непогоды комнатках. Понаблюдав, как старый монах сосредоточенно читал мантры и крутил их, я и сама занялась тем же, призывая к нам солнечную погоду.
И случилось чудо: когда мы спустились вниз в посёлок, неожиданно выглянуло солнце, и даже появилась радуга – мои мантры подействовали!
Разве можно после этого не верить в силу молитвенных барабанов и мантр?!
Протекавшая тут речушка была поразительно похожа на нашу Тверскую какую-нибудь Тигму, скажем. Здесь было немало комаров. Вся эта влажная зеленая местность с синими горами напомнила мне озёрный регион Чили. В палатке я, как всегда, почитала о буддизме: суть ваджраяны стала мне в этих краях намного ближе и понятнее.
Утром нас ожидал сюрприз: вчерашние пушистые облака как бы осели на склоны гор, открыв ослепительно голубое небо.
В Хундаре среди белых дюн мы оседлали двугорбых шерстяных верблюдов: они остались здесь в качестве осколка Великого шёлкового пути. Посадка и высадка с такой высоты была непростой - ощущения получились незабываемые! Здесь, в окружении гор, мы чувствовали себя частью какого-то древнего каравана...
Этой ночью нашу палатку потрепал ураганный ветер: началось всё с небольшого дуновения, а закончилось обрушившимся на нас ливнем, причем вода заливалась даже в закрытые окошки.
Мы покидали завораживающий Ладакх, вновь любуясь с воздуха снежными вершинами и изгибами спускающихся с них морен.
Мне было печально осознавать, что все земли тибетцев так или иначе стали приграничными милитаризированными зонами враждующих между собой крупных государств – Индии и Китая, а это значит, что тысячелетний мир и покой их навеки нарушен.
Ладакх оказался совершенно другим, непохожим на Тибет, несмотря на схожесть высот и географических координат, - здесь другой воздух и совсем другая организация жизни, более традиционная и органичная, свойственная любой части индийского государства, всегда толерантного к культурным основам народов, его населяющих.
Горы всегда меняют человека, и в этот раз они вновь наполнили мое сознание присущим им глубоким спокойствием и тишиной и оставили ощущение потерянного рая ровно такой же силы, как и в случае с Тибетом. Для меня возвращение на территорию тибетского Буддизма со всеми его противоречиями Будды, Авалокитешвары и Махакалы, которые мирно сосуществуют в каждом храме, в каждом маленьком алтаре – это лишь вопрос времени. Среди неисчислимого множества человеческих верований именно тибетский Буддизм вызывает во мне непреодолимую тягу, обладает неотразимым обаянием абсолютно иррациональной природы, не разочаровывает и не упрощается до уровня обыденности. В нем всегда остается что-то необъяснимое, мистическое, слишком много он допускает и обещает на пути его освоения.
И равно как после погружения в Тибет я не сомневалась в том, что увижу Ладакх, так же и после этой поездки я уверена, что мне не избежать экспедиций в Мустанг и долину Спити. Просто должно прийти время…Учитель приходит тогда, когда ученик готов
Читайте также
