часть восьмая http://www.moya-planeta.ru/reports/view/belaya_zhenshhina_v_plemeni_chrnyh_masai_chast_8_tanzaniya_16604/

Возвращение в лес

Деревенский мотоциклист вёз меня полями, где весь маис был смыт вместе с землёй. Дорога превратилась в жуткий глубокий овраг. Стало ясно, что ураган, прошедший несколько дней назад, наделал бед. Первыми меня увидели дети.



Они бежали навстречу, подгоняемые собаками. Шум, гам устроили. Понятное дело, конфеты закончились, мандази съели, сахар на исходе. Тут взрослые вышли на шум. Я им корни вручила, они сразу заваривать пошли, радуясь подарку. Матрас у меня Эста забрала и в мою палатку потащила. Сказала, что идут дожди, и мои вещи находятся в доме. Я понимала, что с дождями долго здесь не протяну, но как-то не могла сказать сразу, что мне уже пора оставить общину. Начала издалека, что скоро самолёт полетит в Россию, а она удивилась: «Зачем ехать в Россию? Ведь в лесу хорошо».
Оказалось, что ураган размыл крыши домов, и люди приступили к их замене. Счищали всю землю, клали свежий дёрн. К тому же смыло их поле с кукурузой, которое раскорчёвывали и обрабатывали. Благо дети в тот день успели пригнать стадо. Но самой плохой новостью стало то, что за моё отсутствие ещё два человека переболели, как и думала, дизентерией. Надо было уезжать.
Трава и деревья в лесу стали сырыми и холодными. Кроссовки быстро намокали, тяжелея от комьев налипшей грязи. Ходить в летней обуви было холодно, и сушить её оказалось проблематично. Стало абсолютно понятно, что в сезон дождей жить в лесу не смогу. Я вдруг почувствовала себя слабой.
***
Моя община с наступлением влажного сезона занялась стиркой, развесив свои платья по всем деревьям и заборам.



Только одно дерево оставляли не занятым, это моё. Вещи сохли с трудом, но воды было вдосталь. На ночь выставляли вёдра под дождь, а к утру они были полные. Масаи купали детей, и мылись сами, не экономя воду. Все взрослые уходили в лес со своим ведром. Я так не могла, поэтому продолжала купаться в доме. Очаг там тлел постоянно, застилая хижину дымом. Всякий раз мне казалось, что пока искупаюсь, задохнусь. Дышать можно было, лишь только присев на корточки, а они ведь в этом доме спали. Мне казалось, что тех зазоров под крышей совершенно не достаточно, что бы нормально дышать.
В день моего возвращения детям ручки раздала, тетрадки, а они не знали что с этим делать.



Тогда обратно собрала, но они уже от меня не отходили. У каждого была зелёная ветка, которой гоняли своих мух, благо я приучила. Даже не приучила, а потребовала, что бы ко мне подходили с веткой. А когда рядом не было взрослых, то брызгала их платья дихлофосом, требуя закрыть лицо руками. Тем же самым обрабатывала для профилактики и своё жилище на ночь, всякий раз надеясь, что козлята с курами доживут до утра. В общем, вела борьбу с насекомыми всеми доступными средствами.
Пока не было дождя, вынесла табуретки, решив начать обучение с азов. Снова раздала детям тетрадные листы и ручки, а они их даже держать не умеют.



Сыновья Эсты быстро к ручкам приноровились, но крючки и палочки у них не получались. Я "цветик-семицветик" коряво нарисовала, так все смотреть собрались. Удивилась, значит, они и рисовать не могут. Поэтому, когда просила взрослых нарисовать мне животное, которое убили, то никто из них не смог этого сделать. Даже взрослые не умеют держать ручку! То, что для нас кажется простым и само собой разумеющимся, для масаи целая наука.



Мне стало понятно многое. Когда я делала записи в своём дневнике, сидя на маленькой табуретке в тени под деревом, вокруг собирались все, и малые и старые, наблюдая за моей работой. Да, они ничего не понимали, но им было интересно, что я пишу ручкой, и как быстро и не понятно я это делаю. Мы удивлялись, наблюдая друг за другом изо дня в день.



Ручки и тетрадки на следующий день отнесла в школу, а для своей семьи купила основной набор продуктов, это для их детей куда важнее науки. Возвращалась обратно вместе с мамой Монти,



она несла пакет, а я за птицами – носорогами бегала,



что бы сделать снимки, и наколола ногу через кроссовки.



Шип застрял в подошве. Такое случалось и раньше, поэтому значения не придала. Рахема, так звали маму, сразу позвала своего сына, и тот отдал мне свой сандаль, до дома дойти.
Сандалии у масаи особенные. Они практически не снашиваются. Изготавливают их из шины от мотоцикла. Прикрепляют резиновые ремешки и вставляют резиновую трубочку между пальцев, а на неё надевают бусинки, что б регулировать высоту перемычки и её натяжение. Когда снашиваются ремешки, их меняют и обувь снова новая. К тому – же подошва закруглённая, как и форма самой шины, поэтому колючки не страшны. Мусульмане продают старые покрышки от своих мотоциклов кусками нужного размера, и к ним же длинные резиновые ленточки-тесёмки, точь-в-точь, как резинки для рогаток у наших мальчишек. Масаи покупают эти полуфабрикаты и сами делают сандалии нужного размера.



Готовая обувь тоже продаётся, из больших куч, сваленных на землю, но её размер всегда один – 40.

Нежданная проблема

Значения уколу в ногу не придала, рассчитывая через пару дней выехать из леса. По ночам ручьи уже бежали под моей палаткой, но холодно не было благодаря "свежекупленному" куску паралона. Выехать не получилось, нога вдруг стала болеть и раздуваться. Через два дня не то, что - бы куда - то ехать, а уже и ходить не могла. Масаи грели воду в доме, парили мне ногу с корой дерева и солью, а потом смазывали её керосином и бинтовали листьями. Дождь шёл уже и днём, утихал на полчаса и снова включал свой холодный душ.
В эти, больные для меня дни, Монти поехал на рынок в одну из деревень по своим делам. Там он приобрёл сим-карту для телефона Эсты, разные препараты для ухода за стадом. Женские шлёпанцы масаи, расшитые бисером, он привёз для меня, сказав, что эту обувь колючки не берут. Она была кожаная.



Он преподнёс мне их, как дорогие башмачки, как драгоценный подарок. У меня даже сердце защемило от такой опеки. Я чувствовала себя плохо, поднялась температура. Эста вернула мои антибиотики, и я принялась их пить, запивая молоком. Я боялась столбняка, ведь прививки от него у меня не было. Какие лекарства пить в этом случае, не знала, поэтому пила то, что было на тот момент. В этот же день женщины начали строить для меня новый, более надёжный, «дом». Под дождём, не имея другой одежды, кроме своих платьев – накидок, выкопали ямы и установили столбы. Накрыли конструкцию тентом, после чего перенесли под него мою палатку. Приходили масаи с округи, с тревогой смотрели на меня. Ещё недавно я сама всех лечила, а теперь вот… . Несколько ночей провела на новом месте, пока не стала ходить. Я чувствовала себя виноватой, доставив хлопоты для масаи. Забота людей леса обо мне, глубоко тронула душу.
Лёжа в своём «убежище» вечерами, я слушала не громкое пение женщин, едва доносившееся из их дома. Запах дыма от очага расстилался по лесу. Дождь шумел в кронах деревьев, скатываясь на мой тент. Собаки фыркали, лёжа вокруг палатки под навесом, добросовестно меня охраняя. Кстати, их кормили угали, чередуя с костями, оставшимися после трапезы людей. Собаки с удовольствием ели эту маисовую кашу, как и сами масаи.

Прощание

К моему отъезду готовились все. Женщины накопали корней разных деревьев. Завернули отдельно в листья и показали на мне, для каких органов полезны. Я на бумаге всё подписала по – русски. Монти с вечера позвонил в д. Лингатеи и решил проблему транспорта. Дети вились вокруг. Пришли масаи попрощаться, которые знали о моём отбытии.



Эста решила подарить мне коровью шкуру и, свернув её рулоном, стала толстой проволокой прикручивать к чемодану. Видимо, шкура была самой ценной, что хотела мне дать. А я попросила калАбос из-под молока.



Она недоумевала, зачем мне калАбос, если даже одной коровы не имею. На шкуре – то хоть спать можно. Ей было невдомёк, что этот сосуд из тыквы будет мне напоминать о них. Запах костра вперемешку с молоком будет возвращать меня в те тропические ночи с танцами и песнями масаи у огня, с незнакомыми звуками дикого леса и светлыми, открытыми сердцами этих детей природы.

Транспорта долго не было. Я прислушивалась к звукам в лесу и дождалась. Далеко – далеко, еле слышно работал мотор мотоцикла. Всё ближе его звук, вот уже и в перелесках замелькал, подъезжая. Момелок и Мириям, неловко пожав мне руку, сразу ушли. Они не умели прощаться. Да и никто не умел. Рахема сказала, что в августе будут проходить в лесу большие праздники по поводу обряда обрезаний. Много песен будут петь и много танцевать. Коров резать предстоит, гости отовсюду сойдутся, родственники явятся с других гор. Их старую бабушку, которой под 100 лет, привезут, и я должна её увидеть. Потому что все меня видели, кроме неё. Я пообещала вернуться, потому что не могла сказать «нет».
Сама обняла всех женщин, а мужчинам пожала руку. Вещи привязали к багажнику, и я тронулась в путь, ободряюще жестикулируя руками людям, стоящим на дороге. Я не стану рассказывать, как я преодолела размытую дождями лесную тропу, как прощалась со множеством знакомых в д. Лингатеи, как на другой день отправилась на мотоцикле в следующую деревню под названием Songi, и снова прощальные вечера с танзанийцами. Я не буду рассказывать, как дважды мои друзья из лесу, оказавшись по делам в Songi, находили меня в гестхаузе.
Скажу только одно, что я, не надеясь на ответ, уже в международном аэропорту Дар-эс-Салама, перед вылетом домой, набрала номер Эсты. Было десять ночи. На другом конце провода, в далёкой общине масаи, неожиданно быстро взяли трубку. Моя подружка говорила на своём наречии. Не зная, с чего начать, я просто сказала: «Эста, анёр!», что означало «Я тебя люблю». Помолчав несколько секунд, она тихо ответила: «Анёр, Тамара» и мы рассмеялись. Отключив телефон, присела на скамью. Как же так? Почему всё кончилось? Зачем я уезжаю? Я даже не поняла, отчего у меня потекли слёзы.
Передо мной сновали взад-вперёд озабоченные пассажиры, услужливо суетились носильщики. Всё казалось пустым и бессмысленным, как случайное наваждение, которое вот-вот закончится, и снова окажусь в диком лесу усыпанная его звуками и запахами. Но чуда не случилось.
Серым промозглым утром приземлились в Москве, как будто не было африканского лета, не было танцев масаи у ночного костра, не было и самих масаи. А может быть это и было чудо? Значит, оно случилось!
***
Странное ощущение потери меня не покидает до сих пор, как будто бы, что-то дорогое моей душе утрачено навсегда. Почти полгода прошло, как вернулась домой, а я не чувствую времени, вроде вчера всё было. Каждый день вспоминаю события в деталях, и всякий раз переживаю их заново.
Моё повествование похоже на повесть и навряд ли оно сможет пригодиться кому-нибудь по причине сложности, но как бы там ни было – это реальные события, пережитые реальным человеком, поэтому пусть будет. Наверное, в какой-то степени я была сентиментальна, но я же женщина! Поэтому обращаюсь к мужчинам с просьбой простить мне «сенти-менти», а женщинам, принявшим участие в диалоге, огромное спасибо. Да и вообще, спасибо всем, кто потратил своё драгоценное время на прочтение приключений белой женщины в племени чёрных масаи.