Эквадор. Джунгли. Эссе №4

Вот это другое дело! Вот это я понимаю - каное. Без всякого рассматривания птиц и обезьян, без мучительного запоминания вот той синенькой с длинным хвостом, без натужного медитирования на заходящее солнце, просто нестись, налетая на брёвна и кусты, пару раз столкнуться с берегом, пару раз закрыть глаза, когда кажется, что лодка сейчас накренится, не удержится и перевернётся. И не страшно, если так. Если на повороте уровень воды поднимется выше борта, и я в очках из ЦУМа со стёклами, заляпанными мокрыми пальцами, уже без алого маникюра, в грязных кроссовках и носках, высыхавших трое суток во влажных джунглях, если рухну в мутную воду амазонской реки - пусть!



Про то, лучше ли в 23 сидеть смирно дома и рожать детей или скитаться волонтером по миру, уже не думается, не думается и на что похожи деревья, в голове только свист ветра и музыка: «Dame un beso mi amor, la la la la la la la la, la la la, la la la la la la la». Слова не запомнила. Подучить бы испанский, а то как щенок: все понимаю, а ни слова выдавить не могу.

На секунду отвлеклась, по неосторожности сунула пальцы в поток за бортом, туда, куда боялась опустить свои наманикюренные ручки три дня назад, и вот уже шорты - голубые леопарды. Здесь уже мокрые, там ещё сухие. Очки Tiffany забрызгались окончательно.

Лиана слева - я вправо, лиана справа  - я влево, лианой в лоб, бабочкой в глаз. Фух!



Спереди пара немцев держатся за руки - им лет 50, он лысоватый, она седеющая блондинка, с ног до головы экипированные: очки для зрения и от солнца, кепки, бинокль, камера и фотоаппарат, GoPro, рюкзаки и шорты-бриджи-брюки на любое время года; приехали навестить свою дочь Ани. Ей 18, и после школы она уехала волонтером в эквадорское захолустье. Она сидит рядом со мной. Сзади хохочут две канадки, одной 19, другой 20, обе закончили школу и поехали путешествовать, хотят поступать в университет, изучать социальную работу. Кажется, я здесь старшая, не считая родителей-немцев. Суровая русская: мало разговариваю, держусь особняком, иду первая за гидом, работаю сомелье и пишу кандидатскую. Часы, комбинезон с претензией на стиль - то ли космонавт, то ли пилот самолёта, на поясе сумка - золото ацтеков, дело рук русского дизайнера Никиты Грузовика. Знал бы Никита, где я буду щеголять с его сумкой. 

Ан-нет, две швейцарки, те, что сидят впереди всех, кажется, старше. Не знаю, сколько им лет, но выглядят брутально. Обе крупные, одна с татуировками по всему телу и не ест мясо, другая курит и носит кепку как у таксиста. И все с огромными походными рюкзаками, одна я - скромно с голубой дорожной сумочкой.



В самом носу лодки гид, толком не говорит ни по-английски, ни по-испански, оборачивается, когда лодка даёт большой крен, проверяет не упал ли кто. Его загорелое лицо с огромным плоским носом и добрыми глазами широко улыбается и отворачивается - нет, никто не упал. Он потом зайдёт в автобус и поцелует всех на прощанье. Я была знакома с ним один день и попрощалась сегодня же. Бывает и так. 

В автобусе ехать два часа. Спать не хотелось, но глаза сами собой закрылись, привиделось что-то, открылись - за окном черные птицы, похожие на грифонов, закрылись - помечтала о будущем, открылись - стая грифонов с раскрытыми крыльями, деревня, магазин. Продаётся только один вид пива, вся линейка компании Coca Cola в ассортименте - здесь это называется одним словом cola. За прилавком позевывает продавщица, перед магазином гамак. Водитель автобуса остановился, купил воды и печенья, вернулся. Человек из гамака перед магазином улыбнулся, помахал мне, и я в ответ помахала. 



Спать? Нет, вроде не хочется, но глаза снова закрылись, приснилось, как я мчалась в каное, ветер в лицо, мурашки по телу и то (самое лучшее) чувство, когда щекочет в носу, счастье, глаза горят и кажется, что не могло быть иначе; все, что было - лучшее, что могло произойти, а впереди нечто ещё более удивительное. Вот бы запомнить это ощущение, вот бы не забывать о нем, когда грустно, когда проблемы кажутся большими, а несчастья неизбежными. Вот бы вернуться в Кито и жить по инерции этого подъема, вот бы вернуться в Москву и каждый день испытывать подобное. Немцы не видели, как я широко улыбалась, когда меня захватило то чувство. Думаю, та искренняя улыбка, то считывающееся по лицу наслаждение жизнью свело бы на нет всю прежнюю обособленность, золотую сумку в джунглях и разделывание юкки наманикюренными руками.

Автобус остановился, аэропорт. Все в автобус, я в самолёт. Снова сама по себе. Интернет. Как же я жила без него три дня? Дорвалась до инстаграма, до почты, написала родителям, что жива и индейцы не похитили меня, отправила фотографии в подтверждение. Зашла в Whatsapp, ответила коллеге. Сейчас в Москве 11 ночи. Представила, что в эту минуту происходит на работе, примерила к своим планам на жизнь - далось с трудом. Работа сейчас так далеко. Физически. И ещё дальше в - сознании. Нет, не вернусь. Если бы моя жизнь была книгой: трагической новеллой, юмористическим рассказом или философским эссе, если бы моя жизнь была стихотворением или песней, там бы не было про обыденность. Там бы было про приключения и любовь.