Путешествие ассистента, или род отважных Сычегеров. Часть 3

У меня камера, и еще половина кассеты свободна. Я расцениваю свое пребывание здесь как подарок судьбы, и я счастлив. Тем более что Ольга мне это подтвердила. Когда я ее спросил о своей непонятной миссии в этой поездке, она сказала, чтобы я расслабился и ловил кайф. Я ловлю его, и мне хочется заполнить этим кайфом даже карманы куртки и своего охотничьего костюма. Хочется наполнить им сумку и рюкзак, чтобы увезти с собой как можно больше! Я собираю можжевельник – его тут заросли. Набираю целый мешок. Шиповник, брусника, толокнянка... Все растет в изобилии и на виду. Ягоды так много, что не обязательно иметь дудочку и кувшинчик, чтобы ее собирать. Хожу по окрестностям стойбища и снимаю. Незаметно для себя я оказываюсь у той самой могилы, и мне приходит в голову ее снять на видео. Где-то внутри я понимаю, что этого делать не надо. Вспоминаю Бурятские деревни, где буряты не посещают захоронения своих предков и другим не советуют. Я уже уверен, что этого делать не надо, однако тупо снимаю. Оленья голова, седло, могила Петра Сычегера, сани возле нее. Я вспомнил рассказ Халима Галимовича о том, что, когда год назад на этом стойбище гостил какой-то норвежский оленевод (по обмену опытом), они ему свои захоронения не показывали, хотя он очень хотел на них посмотреть. Я все же снимаю, озираясь, как воришка, по сторонам. Мистика
Потом, в Ербогачене, я сознался в этом Даниле, и он меня сильно наругал. Этого действительно делать не надо, и мне пришлось пообещать ему, что я сотру эту запись и никому показывать не буду. Но cейчас я снимаю, и какой-то тревожный холодок на сердце присутствует. Мистика тут витает в воздухе, и она на каждом шагу, и я пытаясь разогнать тревожные чувства, прошу мысленно прощения и убеждаю (непонятно кого), что я это делаю не со зла. А вечером моя камера перестала работать. Аккумулятор был еще полон, кассеты до конца не отсняты, материала для съемок – выше крыши, но камера не работала. Никто не мог найти причину поломки. Профессионал Слава крутил ее и вертел, заглядывал внутрь и выдвигал разные предположения, но все напрасно. Я ходил, и пускал слюни. Было обидно и досадно, что я не могу снимать. Всю обратную дорогу, она пролежала в чехле, а в Ербогачене когда садились в самолет, она заработала. Так и хочется сказать – чудесным образом. Схватка
После сытнейшего обеда мы втроем, со Славой и Андреем, сидим в чуме и о чем-то болтаем. Это наш последний день на стойбище, и завтра мы должны отправляться в обратный путь. Съемки почти закончены. Мы еще несколько раз ходили с эвенками в лес, снимали их труд. Снимали оленей. Сняли все, что можно, но не мешало бы немного «мяса». Евгений рассказывал, что на стойбище может зайти медведь. Если он голодный, то ему море по колено. Идет и не боится ничего. Даже лай собак его не отпугивает. Оружие у оленеводов всегда наготове. На улице стоит карабин и очень экзотичное и очень древнее орудие убийства – Гульпа. Это что-то среднее между копьем и штыкножом. Я держал ее в руках и даже сфотографировался с ней. Волки опять же могут появиться, и приходится всегда быть начеку. Ничего такого при нас не случилось, но сцену убийства мы все же наблюдали... Сидим в чуме и перевариваем обед. Славина камера упакована в кейс, штатив собран, и съемок не предвидится. Виктор Алексеевич на улице, и в чуме стоит покой и тишина. Мы наслаждаемся этим редким моментом. Евгений, Иван, Данила, Виталий Петрович и Халим Галимович тоже отдыхают в другом чуме. Женщины моют посуду и готовят ужин. Идти никуда не хочется, но тут заходит Ольга, и просит Славу заснять, как олени возвращаются с пастбища. Это должно быть очень интересно и красиво. Они идут вереницей, и зрелище действительно шикарное. Слава с неохотой поднимается и расчехляет камеру, достает штатив. Андрей достает свой звукозаписывающий агрегат и настраивает микрофон. Я, чтобы не расстраиваться (моя камера не работает), выхожу и решаю сходить в соседний чум. Там тоже можно поваляться и послушать какие-нибудь интересные истории от Халима Галимовича. Вдруг, уже на полпути к чуму, меня обгоняет Зина. Она бежит, и в ее больших глазах тревога. Через мгновение она бежит обратно, но рядом Иван и Евгений. Вид у них заполошенный. Все бегут к нашему чуму. Я не успеваю даже подумать, что могло случиться, как слышу какой-то треск. Треск доносится со стороны нашего чума, и я тоже бегу туда. Перед ограждением дерутся два оленя. Не бодаются, как молодые самцы, а конкретно дерутся. Остальные олени в ужасе отскакивают в стороны. Тут же мельтешит яркая куртка оператора Славы. Он в самой гуще событий. От этой потасовки шарахаются не только олени, но и люди. Cлавы это не касается – он, как рефери на ринге, находится в опасной близости, с камерой на плече. И вот уже Иван стреляет из тозовки. Олень ранен в лопатку и пытается убежать в лес, но спотыкается и падает. К нему подбегает Евгений, делает контрольный выстрел в голову. Все! Что это было? Вся сцена не заняла и трех минут. Эвенки пришли в беспокойное движение, и общаются между собой на своем языке. Cначала мы ничего не понимаем, однако объяснение приходит. Вместе с домашними на стоянке появился дикий олень. Он прицепился к самке еще в лесу. Видимо, всю дорогу ее прибалтывал и таким образом дошел до стоянки. Сейчас у оленей гонный период, и за ними нужен глаз да глаз. Ни в коем случае нельзя, чтобы кровь дикого и домашнего смешивалась. Это разные породы, хотя выглядят, на мой взгляд, совершенно одинаково. Дошел он со стадом до стоянки, и тут в дело вмешался домашний самец. Вроде, как указал дикому на его неправильное поведение, но тот здраво рассудить не умел, и пришлось им драться. Они сцепились, и дикий непременно бы пропорол брюхо домашнему. Он здоровее и рога острее, то есть кровопролитие все равно бы произошло. Таких случаев уже было немало, когда дикий убивал домашнего в борьбе за возможность иметь секс с домашней оленихой. Вот и нашел он здесь свою смерть. Евгений всадил в его голову пулю. Олень слегка дернулся, даже шею приподнял и открыл рот, как будто сделал глубокий вдох. Глаза оставались безучастными, но мне показалось, что в них промелькнула какая-то растерянность. Может быть, я себе это лишь вообразил, ведь у большинства животных взгляд невыразительный. Что ты их гладишь, что ты их кнутом стегаешь – непонятно, о чем они думают. Лошадь, завязшая в болотной трясине, или корова на бойне... И только если представить себя на их месте, может быть удастся рассмотреть в этом взгляде все их муки и страдание. Олени потихоньку пришли в себя. Они спокойно обсуждают между собой поединок и то, как хозяин Иван вовремя пресек эту наглую выходку дикого чужака. Домашний самец-заступник тоже спокоен и невозмутимо стоит в стороне. Хочется к нему подойти, похлопать по плечу и выразить респект. Труп дикого лежит под горкой. Я все это видел, хоть и не с самого начала, но хватило. Сматерился от души, что камера не работает. Слава же все заснял! Причем, как он это снимал – сам не помнит. Он лениво вышел из чума, чтобы снять возвращающихся на стойбище оленей, и тут как началось! Не помнит, как перепрыгнул с камерой через ограждение, и была ли включена кнопка REC... На этом суета не закончилась. Данила, Иван, Евгений и Виталий Петрович, приступили к разделке. Четыре эвенка, окружив тушу оленя, резво принялись за дело. Снимать и фотографировать не разрешили до тех пор, пока не вычерпают кровь. Мы стоим рядом и смотрим, вернее, смотрю я, а Слава, с камерой наготове, ждет команды "Мотор". Кровь черпают из грудной полости алюминиевой чашкой. Кровь предназначена для собак (!). Постепенно от оленя отделяется фрагмент за фрагментом, и вот он уже по частям весит на изгороди. Шкура и голова – на земле. От начала драки и до разделки не прошло и получаса. На ужин мы едим свежайшую печень и делимся впечатлениями от увиденного.
Четверг Прощание
Последнее утро на этом фантастическом островке, выдалось солнечным. Мы собираемся в обратный путь. Вся программа выполнена, а если брать во внимание съемки убийства дикого оленя, то и перевыполнена. Такое не всегда можно увидеть. Сами эвенки говорят, что нам повезло, что это нам подарок. Интересно – от кого? Я все понимаю, но все же предпочел бы, чтоб олень остался жив. Ну, жалко его, и все тут. Загружаем вещи в вездеход. Он тарахтит и прогревается. Cборы с утра затянулись до обеда. В Ербогачене нам надо быть в пятницу. Cамолет будет в субботу, и если мы не приедем вовремя, то можно зависнуть в Ербогачене на неделю! Рейсы бывают только по субботам. Вездеход загружен и мы наготове. Нас напоследок угощают мясом убитого вчера оленя... Нагружают целый мешок. После естественной и трогательной сцены расставания, двигаем в путь. Оленеводы машут нам вслед. В сборе вся их семья – семь человек. И во всей округе, на сто восемьдесят километров – они сейчас одни. Рядом белый олененок. Он тоже кивает нам вслед головой и приглашает приезжать еще. Мы удаляемся и машем, пока вездеход не спускается с холма и не разделяет нас. Появилось чувство одиночества. Расставаться с этими людьми не хотелось. За четыре дня я к ним привык, и на душе теперь была тоска. Тот же путь, только обратно. Те же леса, реки и болота. Некоторые места узнаются. Едем чуть быстрее, чем в прошлый раз. Иногда Данила или Виталий Петрович замечают какую-нибудь дичь, тогда вездеход останавливается, и мы смотрим, как они пытаются ее подстрелить. Не попали ни разу. В прошлый раз тоже палили по глухарю, но он оказался как заговоренный. Чуть позже мне Андрюха рассказал, что он молился, что бы по глухарю не попали. Ольга тоже про себя просила о том же, да и мне подсознательно птичку было жалко. Наверное, наши коллективные мысли материализовались, и опытные охотники не смогли попасть по глухарю. Ночуем опять в зимухе. Растапливаем печку, сушимся, греемся, пьем горячий чай и отдыхаем. И опять я под лучом фонарика вижу в темном лесу чьи-то глаза, но мне уже не так страшно.
Пятница Домой

Утром недолгие сборы, и после последней ночевки в лесу едем на Ербогачен. Я не могу понять – рад я этому или нет. Вроде бы уже и домой пора, и дорога вымотала. За всю неделю только несколько мгновений удалось провести в расслабленном состоянии. В основном же – или ты в пути, или на ногах, или в тесном чуме. Хочется отдохнуть и нормально выспаться. А с другой стороны, ты понимаешь, что путешествие подходит к концу и повторится ли еще раз такое... В Ербогачен приехали к вечеру. Остановились на берегу Тунгуски, и я понял, что это все. Хоть и предстояла еще переправа через реку и перелет на АН-26 до Иркутска, путешествие в "олению" и обратно – закончилось. Пока ждали, когда за нами придет лодка, я занялся собиранием разноцветных камней на берегу и собрал приличную горсть. Нас переправили на другой берег, встретили и разместили в деревянном доме. Ночуем и утром улетаем. Мы решили отметить наше прибытие посещением кафе. Пригласили туда всех участников, но пришел только Данила. Андрей не пошел, сославшись на усталость. Халим Галимович и Виталий Петрович появились уже утром, в аэропорту. Посидели, водочки выпили. Познакомились с местными девушками. Потанцевали, пообщались, но развивать тему не решились. Ербогаченские ребята поглядывали на нас не очень дружелюбно, и повторять судьбу озабоченного оленя, застреленого Иваном, мы не стали. Все таки утром самолет, и на него хотелось бы успеть, хотя, девушки, стопудово, были не против... Одна из них даже пришла в аэропорт нас проводить. Вот и все, собственно. Дальше было уже неинтересно. Не было оленей и чумов в лесу. Не было Лазаря Петровича, Ивана, Евгения, Марии, Зины, Фаи и Елены. Они остались в своей стране, до которой так трудно добираться, и с которой потом так трудно расставаться. Очень хочу, чтобы у них все было благополучно. Надеюсь еще увидеться с ними и с их подопечными – северными оленями.