Байкал-44/1
Крайнее путешествие в самую душу Сибири. Оно подарило много опыта и распечатало окончательно мою душу из городской упаковки. И оно подарило те прохладные сибирские ночи, когда на улице уже в июле или в августе было тепло и комфортно только в ветровке, и ту полноту компании, когда были пара человек на километровой полоске берега, и знойное солнце, и холодную воду, ледяную для жителя средней полосы, но довольно тёплую для закаленного историей и климатом народа — того гостеприимного и открытого народа, который принимает тебя с распростертыми руками, — и чистое небо, и звёздное, и полное молний, которые живут доли секунд в небе где-то далеко и потом близко, и порой так близко, что ночью становится светло, как днём, и это длится минуты, и минуты длятся подобно часам в такие моменты; и бесконечные переходы, и меняющийся пейзаж, и все это было сжато и все поместилось всего лишь в дни, и этих дней было не больше двух недель, но именно они запали в душу, они открыли ее новым дорогам, и они теперь заставляют чувствовать тесноту резиновой столицы. Отголоски этих дней переросли в постоянный тревожащий зов, который заставляет сердце биться чаще, а мозг — рисовать сумрачные образы дороги, уходящей в мечту, за которой ты гонишься, созерцая попадающиеся панорамы, изучая проходящих людей...
Не буду вашим гидом по транспорту, инфраструктуре, ценам и гастрономии, но в свои 20 тысяч символов вмещу часть рассказанных мне историй, записанных человеком, не умеющим складно писать.
Обманув себя – обстоятельства и форс-мажоры – купил билеты в неизвестность. Никогда прежде я не ездил один и не был так далеко от дома. Пара дней ожидания и три дня бок о бок с героями пересказанных мною историй забросили меня в дебри детской мечты...
Константин. С ходу — ночные разговоры, а за окном — Россия, леса и поля. Ну, вы сами знаете. Он рассказал мне о моём призвании, определив его по звёздам, дал приглашение на работу. Но для меня самое интересное было услышать о традициях русской фольклорной музыки, которой он занимается, послушать его собственные песни. И ещё всем советую посетить Большой Куналей. Наверное, это одно из немногих мест, которые могут прожить ещё пару десятков лет.
Песочники. Это редкая профессия, представители которой стали нашими соседями в плацкарте. Некоторые зашли пьяными и на следующий день оставались таковыми. Пока один отвлекал разговором недовольную женщину, стоявшую за сухие законы, другой не давал отдыху наливавшей "компот" руке.
— Песочник? Ну, вот стоят нефтяные цистерны. Мы их сначала пескоструем обрабатываем, а потом красим. Вон, — показывает на бригадира, — уже 20 лет красит. Лучший маляр.
— А зимой как?
— Зимой мы леса строим и все это под тени прячем. Там пять градусов должно быть. Не ниже, — отвечал мне двадцатилетний Саша.
У всех своя судьба, все из разных городов России. Почти все молодые, с огнём в глазах. И абсолютно все с открытым сердцем, рабочими руками и своими планами на жизнь.
Женщина из Усть-Илимска. У её города когда-то были планы и перспективы. Он построил себе аэропорт, принимал поезда прямо из Москвы. Его соседи-деревни уверенно стояли на Ангаре. В 90-х аэропорт забросили, отцепные поезда через Иркутск отменили, перспективы остались в планах. Несчастные соседи-деревни были проглочены синим морем Усть-Илимской ГЭС, оставив после себя воспоминания в местных учебниках по краеведению и посвящённые им строки Карнаухова:
В краю далеком, где сугробы снега
Скрывают реки скованные льдом,
Стоит деревня, ей четыре века,
А в ней бревен потемневший дом.
Огни в том доме поздно зажигали,
На окнах рамы ставнями закрыв,
Чтоб стекла за ночь меньше промерзали,
И обо все на свете позабыв.
Я помню как не раз перед ночным покоем
Вдруг заскрипит калитка и щелкнет засов,
Соседи прибегут, напуганные воем
Щемящих душу волчьих голосов.
Лёша. Парень из Хабаровска делился со мной едой от бабушек с предыдущего поезда и рассказами про армию. И поделился следующей интересной вещью, присущей нашему замечательному веку глобализации и географическому положению нашей не менее замечательной страны: из Хабаровска, оказывается, ездят в Корею по туристической визе на заработки. Его друзья 40 с небольшим дней жили там и работали разнорабочими на заводе. В девять работа, в шесть дом, а чуть позже футбол с друзьями из Хабаровска. Причём играли командами. И полдня свободно, и 200 тысяч рублей за рабочий месяц. Будто зашли в гости и ушли с гостинцами.
Дмитрий. Сразу перед тем как нырнуть в пучину первого в жизни путешествия, запасся спасателем-знакомым. Это был Дмитрий из Тарунтаево, который пригласил в гости, если буду мимо проезжать. Дмитрий пересказал много историй с его отцом. И про то, как они терпели крушение резинового судна на рыбалке, и про дождливые ночи с ручьём, когда вода била ручьём из дна палатки и про поездку в Китай за электрической плитой. А ещё про особенности зимней езды на Байкале. Когда встаёт зимник на Байкале, водитель выдавливает 150 километров за час из своего автомобиля, и тогда колеса пролетают невидимые издалека трещины озера, и по бокам пролетают сопки и горы, и солнце светит, и морозный ветер бьет в лобовое стекло. И так ехал его старик в сторону Ольхона на рыбалку. И в тот вечер, когда они с другом остановились на ночёвку, стало теплеть и пошёл дождь. Рыбаки решили не дожидаться утра и выехали на лёд, разгоняясь навстречу полынье. И когда эта встреча произошла, им посчастливилось выбраться из машины и остаться дожидаться друзей и утренних лучей солнца. Жигули спасти не удалось, зато сами уехали целыми.
Я. Я из Слюдянки, из привокзального номера, с счастливым блеском в глазах, в которых отражались душ, длинная кровать. Тишина и приватность. Привычного покачивания нет; привычного звука колесных пар, бьющихся о стыки с рельсами, натянутыми от Москвы до самого Владивостока, нет. Нависшее предвкушение, подобное затишью перед штормом, когда ты уже знаешь, что дальше все будет стремительно.
Утро. Кипяток, каша, привычная рутина. Тот, кто мечтал когда-то годами, знает это чувство: ты не спешишь, пробуешь на вкус каждую минуту, отгоняя все мысли, стараешься делать всё то, к чему привык в обычные дни. Короткая дорога дворами из деревянных бараков. Я уже ни о чем не думаю. Просто стою под утренним туманом и молча смотрю на Байкал, о котором так долго мечтал. Байкал тоже молчалив и тоже накрыт густым туманом… Перед одним — заветная картина, противоположность всех вымышленных во снах образов. Перед другим — очередной турист. Тишина, не стихающая с вечера. Все статично, пока на горизонте не начинают всплывать, а затем пропадать, как пропадают игрушечные головы сурков в аттракционе с молотком, нерпы. Вот так просто и гармонично.
Слюдянка. Женщина у вокзала поделилась проблемами с ЖКХ, пенсией и работой, провела до дороги, показала пальцем прямо и пожелала удачно взойти на пик Черского. Здесь я почувствовал себя как дома.
Продолжение, конечно же, следует
Не буду вашим гидом по транспорту, инфраструктуре, ценам и гастрономии, но в свои 20 тысяч символов вмещу часть рассказанных мне историй, записанных человеком, не умеющим складно писать.
Обманув себя – обстоятельства и форс-мажоры – купил билеты в неизвестность. Никогда прежде я не ездил один и не был так далеко от дома. Пара дней ожидания и три дня бок о бок с героями пересказанных мною историй забросили меня в дебри детской мечты...
Константин. С ходу — ночные разговоры, а за окном — Россия, леса и поля. Ну, вы сами знаете. Он рассказал мне о моём призвании, определив его по звёздам, дал приглашение на работу. Но для меня самое интересное было услышать о традициях русской фольклорной музыки, которой он занимается, послушать его собственные песни. И ещё всем советую посетить Большой Куналей. Наверное, это одно из немногих мест, которые могут прожить ещё пару десятков лет.
Песочники. Это редкая профессия, представители которой стали нашими соседями в плацкарте. Некоторые зашли пьяными и на следующий день оставались таковыми. Пока один отвлекал разговором недовольную женщину, стоявшую за сухие законы, другой не давал отдыху наливавшей "компот" руке.
— Песочник? Ну, вот стоят нефтяные цистерны. Мы их сначала пескоструем обрабатываем, а потом красим. Вон, — показывает на бригадира, — уже 20 лет красит. Лучший маляр.
— А зимой как?
— Зимой мы леса строим и все это под тени прячем. Там пять градусов должно быть. Не ниже, — отвечал мне двадцатилетний Саша.
У всех своя судьба, все из разных городов России. Почти все молодые, с огнём в глазах. И абсолютно все с открытым сердцем, рабочими руками и своими планами на жизнь.
Женщина из Усть-Илимска. У её города когда-то были планы и перспективы. Он построил себе аэропорт, принимал поезда прямо из Москвы. Его соседи-деревни уверенно стояли на Ангаре. В 90-х аэропорт забросили, отцепные поезда через Иркутск отменили, перспективы остались в планах. Несчастные соседи-деревни были проглочены синим морем Усть-Илимской ГЭС, оставив после себя воспоминания в местных учебниках по краеведению и посвящённые им строки Карнаухова:
В краю далеком, где сугробы снега
Скрывают реки скованные льдом,
Стоит деревня, ей четыре века,
А в ней бревен потемневший дом.
Огни в том доме поздно зажигали,
На окнах рамы ставнями закрыв,
Чтоб стекла за ночь меньше промерзали,
И обо все на свете позабыв.
Я помню как не раз перед ночным покоем
Вдруг заскрипит калитка и щелкнет засов,
Соседи прибегут, напуганные воем
Щемящих душу волчьих голосов.
Лёша. Парень из Хабаровска делился со мной едой от бабушек с предыдущего поезда и рассказами про армию. И поделился следующей интересной вещью, присущей нашему замечательному веку глобализации и географическому положению нашей не менее замечательной страны: из Хабаровска, оказывается, ездят в Корею по туристической визе на заработки. Его друзья 40 с небольшим дней жили там и работали разнорабочими на заводе. В девять работа, в шесть дом, а чуть позже футбол с друзьями из Хабаровска. Причём играли командами. И полдня свободно, и 200 тысяч рублей за рабочий месяц. Будто зашли в гости и ушли с гостинцами.
Дмитрий. Сразу перед тем как нырнуть в пучину первого в жизни путешествия, запасся спасателем-знакомым. Это был Дмитрий из Тарунтаево, который пригласил в гости, если буду мимо проезжать. Дмитрий пересказал много историй с его отцом. И про то, как они терпели крушение резинового судна на рыбалке, и про дождливые ночи с ручьём, когда вода била ручьём из дна палатки и про поездку в Китай за электрической плитой. А ещё про особенности зимней езды на Байкале. Когда встаёт зимник на Байкале, водитель выдавливает 150 километров за час из своего автомобиля, и тогда колеса пролетают невидимые издалека трещины озера, и по бокам пролетают сопки и горы, и солнце светит, и морозный ветер бьет в лобовое стекло. И так ехал его старик в сторону Ольхона на рыбалку. И в тот вечер, когда они с другом остановились на ночёвку, стало теплеть и пошёл дождь. Рыбаки решили не дожидаться утра и выехали на лёд, разгоняясь навстречу полынье. И когда эта встреча произошла, им посчастливилось выбраться из машины и остаться дожидаться друзей и утренних лучей солнца. Жигули спасти не удалось, зато сами уехали целыми.
Я. Я из Слюдянки, из привокзального номера, с счастливым блеском в глазах, в которых отражались душ, длинная кровать. Тишина и приватность. Привычного покачивания нет; привычного звука колесных пар, бьющихся о стыки с рельсами, натянутыми от Москвы до самого Владивостока, нет. Нависшее предвкушение, подобное затишью перед штормом, когда ты уже знаешь, что дальше все будет стремительно.
Утро. Кипяток, каша, привычная рутина. Тот, кто мечтал когда-то годами, знает это чувство: ты не спешишь, пробуешь на вкус каждую минуту, отгоняя все мысли, стараешься делать всё то, к чему привык в обычные дни. Короткая дорога дворами из деревянных бараков. Я уже ни о чем не думаю. Просто стою под утренним туманом и молча смотрю на Байкал, о котором так долго мечтал. Байкал тоже молчалив и тоже накрыт густым туманом… Перед одним — заветная картина, противоположность всех вымышленных во снах образов. Перед другим — очередной турист. Тишина, не стихающая с вечера. Все статично, пока на горизонте не начинают всплывать, а затем пропадать, как пропадают игрушечные головы сурков в аттракционе с молотком, нерпы. Вот так просто и гармонично.
Слюдянка. Женщина у вокзала поделилась проблемами с ЖКХ, пенсией и работой, провела до дороги, показала пальцем прямо и пожелала удачно взойти на пик Черского. Здесь я почувствовал себя как дома.
Продолжение, конечно же, следует
Читайте также
