Боливия: ведьмы, колдовство и эмбрионы лам
Известно, что Баба-Яга из сказок – это фольклорная зарубка на нашей национальной памяти: «Были, дети, времена, когда баба во всем верховодила и вспоминать об этом без дрожи никак невозможно!». Ну, то есть, сказки про старуху на метле суть еще одно преступление мужских шовинистических свиней против человечества: они (то есть, мы, конечно) оболгали матриархат, превратили блаженные времена Золотого Века человечества в нечто запретное для мысли и непереносимо болезненное для чувств. Баба-Яга, эта племенная праматерь и вождиха (-ца?), символ тысячелетий женского правления и социального доминирования – самое жестоко оклеветанное существо в истории. Слава богу, что ее, скорее всего, не было. Как, вероятно, и матриархата – по крайней мере, так велят считать самые модные из антропологических теорий.
А, между прочим, есть на свете место, где ведьма – это дама уважаемая, столп общества и важнейшая из скреп национальной души. В самом центре боливийского Ла-Паса, на проулочке, что ответвляется от улицы Сагарнага, находится знаменитый Рынок Ведьм, по-испански – Меркадо де лас Брухас. Всё-таки испанский язык даже звучанием передает смыслы: покатайте на языке «брухас», ведь в каждой фонеме – тревога, сила, потустороння жуть, да? Торговки на этом рынке – точно ведьмы: они похожи на окрестные горы – такие же древние, изборожденные ущелистыми морщинами и беспробудно-недвижно спят. Но эти бабы-яги – живые: сквозь смеженные веки поблескивает иногда жгучим лазером зрачок.
Ла-Пас в своем центре застроен веке в XVIII-м, я так понимаю: в каморках с толстыми стенами на первых этажах и торгуют ведьмы. Ассортимент уже лет триста неизменен – с тех пор, как за такую торговлю перестали жечь: зелья в виде жидкостей и мазей (приворотное, отворотное, приваживающее деньги, отваживающее неприятности); корни разных афродизиаков (удивительное дело, продают всюду, но никто не покупает: вестимо, кто на свете страдает половой слабостью демонстративно, прилюдно и на улице? Как только ведьмы не разоряются?). В количестве и разнообразном качестве представлены вяленные эмбрионы лам (альпак, викуний или гуанако, так и не научился их различать). Тут бытует развитая и изощренная могильная эстетика: для одних случаев годятся сивые, для других – каурые, для третьих – вороные зародыши.
Я в животноводстве не силён, но, по всему судя, половина тутошних ламьих стад должна быть занята одним только производством выкидышей, а ветеринары занимаются, не покладая рук, скотоабортированием. Такой высушенный зародыш, по извечной традиции, должен обязательно прикапываться в строительном котловане при закладке здания: на вяленных ламо-эмбрионах стоит весь Ла Пас, да что там – все города и веси Боливии. Как полагается, рядом – сушеные жабы, ящерицы, насекомые. И мешки с листьями коки: ведьмин инвентарь – зрелище дурное; такое примет, крышей не поедет-не протечет, только носитель измененного сознания. Ла-Пас, хотя и меньше перуанских городов, но тоже туристами истоптан-испоганен. В лавках бруховских полно сувенирного ширпотреба – рукавички, половички, тапочки из шерсти лам да их же шкур. Единственно, что нельзя с одобрением не отметить – никакой китайщины: всё честное туземное! А то мне папуасы в Новой Гвинее норовили всучить чуть не шанхайской выделки каменные топоры. И, что не без печали отмечу, попсовеет Меркадо да лас Брухас неуклонно: я там с 2006 раза 3-4 был с многолетними перерывами – первобытности всё меньше. Она есть пока, но убывает, когда-нибудь обнулится и станет тогда рынок тоскливо-сувенирным. Но брухи держатся, а Сагарнага попечением сатаны – не последняя их твердыня. В конце концов, здесь ведовским инвентарем можно всего лишь разжиться – а ведь его следует еще и правильно применить.
Для этих целей надо выбираться в другое место. Что такое боливийское Альтиплано (плоскогорье)? Представьте себе ровную, только голую, как колено, циклопическую площадку для гольфа на высоте в 4 с половиной километра. Посреди, как полагается – стаканообразная лунка, 10-ти километров диаметром. На ее дне – город Ла-Пас, поверху вокруг – Эль Альто, трущобный город. Соединяет их серпантин, вьющийся по стенкам лунки-стакана. Так вот, по обочинам этого серпантина каждые 50 метров горят сутки напролет костры. У каждого волхвует практикующая ведьма. Вечерами выглядит особенно жутко, особенно если едешь в Эль Альто, куда и днем лучше не соваться. Чувствуешь себя так, словно из чистилища тащишься во ад, а по сторонам – уполномоченные диавола с грешниками работают. Котлы побулькивают, то-сё. Туристов я там не видал, и вся придорожная практическая колдовская индустрия на туземцев заточена: из гринго (а в Южной Америке любой, кто не чоло, не местный – обязательно гринго) туда сходить решится только полный отморозок – не опоят, так подрежут, и хорошо, если только кошель.
Но колдовство в Боливии имеет статус официальный – это, фактически, госрелигия. Меня занесло как-то на предвыборный митинг нынешнего президент Эво Моралеса. Эль Альто, тысяч 50 народу. Чуть не каждый второй – карманник: стоят они так впритирку друг к другу и, надо думать, неразменные 50 боливиано из брюк в брюки перекладывают. Тут в толпу на площади вливается новая колонна – ба, да это же наши брухи! В руках - транспарант, горланят лозунги – всё честь по чести. Митинг прошел, как в любой части света положено, а в финале вдруг началось. 100-тысячная на тот момент толпа раздалась и появился посреди нее шаман-колдун. Как полагается – «в парче и меди, в страусовых перьях». Ну, насчет парчи вру, а медь в виде колец в носу была. И перьев торчащих отовсюду хватало.
Этот пожилой джентльмен тотчас же соорудил из каких-то ароматических кореньев костерок, на котором жег последовательно эмбрионы, листья коки, зародышей, коку – и так с десяток итераций. При этом пел и бормотал что-то на языке аймара. Мне объяснили, что колдун просил для президента Моралеса благословения богини Пачамамы. Вроде, выпросил – на второй срок тот избрался. И при этом Пачамама так после этой истории Моралеса полюбила, что отпускать не хочет – конституция быть трижды подряд президентом не велит, а он уже вот-вот, фактически, в четвертый раз избираться будет. Короче, главное ведьм, колдовство и магические практики правильно встроить в ритуалы демократического государства – и всё на лад пойдет. Свобода хотя и приходит нагая, но с постом, как говорится, и с молитовкой.
А, между прочим, есть на свете место, где ведьма – это дама уважаемая, столп общества и важнейшая из скреп национальной души. В самом центре боливийского Ла-Паса, на проулочке, что ответвляется от улицы Сагарнага, находится знаменитый Рынок Ведьм, по-испански – Меркадо де лас Брухас. Всё-таки испанский язык даже звучанием передает смыслы: покатайте на языке «брухас», ведь в каждой фонеме – тревога, сила, потустороння жуть, да? Торговки на этом рынке – точно ведьмы: они похожи на окрестные горы – такие же древние, изборожденные ущелистыми морщинами и беспробудно-недвижно спят. Но эти бабы-яги – живые: сквозь смеженные веки поблескивает иногда жгучим лазером зрачок.
Ла-Пас в своем центре застроен веке в XVIII-м, я так понимаю: в каморках с толстыми стенами на первых этажах и торгуют ведьмы. Ассортимент уже лет триста неизменен – с тех пор, как за такую торговлю перестали жечь: зелья в виде жидкостей и мазей (приворотное, отворотное, приваживающее деньги, отваживающее неприятности); корни разных афродизиаков (удивительное дело, продают всюду, но никто не покупает: вестимо, кто на свете страдает половой слабостью демонстративно, прилюдно и на улице? Как только ведьмы не разоряются?). В количестве и разнообразном качестве представлены вяленные эмбрионы лам (альпак, викуний или гуанако, так и не научился их различать). Тут бытует развитая и изощренная могильная эстетика: для одних случаев годятся сивые, для других – каурые, для третьих – вороные зародыши.
Я в животноводстве не силён, но, по всему судя, половина тутошних ламьих стад должна быть занята одним только производством выкидышей, а ветеринары занимаются, не покладая рук, скотоабортированием. Такой высушенный зародыш, по извечной традиции, должен обязательно прикапываться в строительном котловане при закладке здания: на вяленных ламо-эмбрионах стоит весь Ла Пас, да что там – все города и веси Боливии. Как полагается, рядом – сушеные жабы, ящерицы, насекомые. И мешки с листьями коки: ведьмин инвентарь – зрелище дурное; такое примет, крышей не поедет-не протечет, только носитель измененного сознания. Ла-Пас, хотя и меньше перуанских городов, но тоже туристами истоптан-испоганен. В лавках бруховских полно сувенирного ширпотреба – рукавички, половички, тапочки из шерсти лам да их же шкур. Единственно, что нельзя с одобрением не отметить – никакой китайщины: всё честное туземное! А то мне папуасы в Новой Гвинее норовили всучить чуть не шанхайской выделки каменные топоры. И, что не без печали отмечу, попсовеет Меркадо да лас Брухас неуклонно: я там с 2006 раза 3-4 был с многолетними перерывами – первобытности всё меньше. Она есть пока, но убывает, когда-нибудь обнулится и станет тогда рынок тоскливо-сувенирным. Но брухи держатся, а Сагарнага попечением сатаны – не последняя их твердыня. В конце концов, здесь ведовским инвентарем можно всего лишь разжиться – а ведь его следует еще и правильно применить.
Для этих целей надо выбираться в другое место. Что такое боливийское Альтиплано (плоскогорье)? Представьте себе ровную, только голую, как колено, циклопическую площадку для гольфа на высоте в 4 с половиной километра. Посреди, как полагается – стаканообразная лунка, 10-ти километров диаметром. На ее дне – город Ла-Пас, поверху вокруг – Эль Альто, трущобный город. Соединяет их серпантин, вьющийся по стенкам лунки-стакана. Так вот, по обочинам этого серпантина каждые 50 метров горят сутки напролет костры. У каждого волхвует практикующая ведьма. Вечерами выглядит особенно жутко, особенно если едешь в Эль Альто, куда и днем лучше не соваться. Чувствуешь себя так, словно из чистилища тащишься во ад, а по сторонам – уполномоченные диавола с грешниками работают. Котлы побулькивают, то-сё. Туристов я там не видал, и вся придорожная практическая колдовская индустрия на туземцев заточена: из гринго (а в Южной Америке любой, кто не чоло, не местный – обязательно гринго) туда сходить решится только полный отморозок – не опоят, так подрежут, и хорошо, если только кошель.
Но колдовство в Боливии имеет статус официальный – это, фактически, госрелигия. Меня занесло как-то на предвыборный митинг нынешнего президент Эво Моралеса. Эль Альто, тысяч 50 народу. Чуть не каждый второй – карманник: стоят они так впритирку друг к другу и, надо думать, неразменные 50 боливиано из брюк в брюки перекладывают. Тут в толпу на площади вливается новая колонна – ба, да это же наши брухи! В руках - транспарант, горланят лозунги – всё честь по чести. Митинг прошел, как в любой части света положено, а в финале вдруг началось. 100-тысячная на тот момент толпа раздалась и появился посреди нее шаман-колдун. Как полагается – «в парче и меди, в страусовых перьях». Ну, насчет парчи вру, а медь в виде колец в носу была. И перьев торчащих отовсюду хватало.
Этот пожилой джентльмен тотчас же соорудил из каких-то ароматических кореньев костерок, на котором жег последовательно эмбрионы, листья коки, зародышей, коку – и так с десяток итераций. При этом пел и бормотал что-то на языке аймара. Мне объяснили, что колдун просил для президента Моралеса благословения богини Пачамамы. Вроде, выпросил – на второй срок тот избрался. И при этом Пачамама так после этой истории Моралеса полюбила, что отпускать не хочет – конституция быть трижды подряд президентом не велит, а он уже вот-вот, фактически, в четвертый раз избираться будет. Короче, главное ведьм, колдовство и магические практики правильно встроить в ритуалы демократического государства – и всё на лад пойдет. Свобода хотя и приходит нагая, но с постом, как говорится, и с молитовкой.
Читайте также
