Из жизни отдыхающих. Часть X
На Байкале. Часть I ( Продолжение )
Вернувшись к своим рюкзакам, мы двинули к метеостанции, что маячила в паре километрах справа от нас. Начинался заключительный этап нашего путешествия – байкальский, который оказался короче, чем он планировался изначально. Виной всему неуёмное чревоугодие, имевшее для нас самые пренеприятные последствия в виде жестокого отравления. Но то случится лишь послезавтра, а пока мы подходили к метеостанции.
Станция расползалась по склону горушки несколькими домами с огородами, банями и разными сараюгами. У подножия этой горушки паслись лошади. «Табун» состоял из двух экземпляров и поразил меня самим фактом своего здесь присутствия.
- Вот те, раз! – метнул я на них удивлённый взгляд. – Лошади им тут зачем?
Дальше – больше. Мы поднялись вверх по дороге и увидели возле одного из домов стоявшие трактор и автомобиль «Нива». Ладно, трактор. Дрова возить и всё такое. Но машина…
Мы стояли в начале небольшой и единственной улочки.
Перед нами возвышался дом с припаркованной техникой, через дорогу другой – тоже жилой, рядом с ними вдоль улочки скучала ещё пара-тройка домов непонятного статуса, вроде приличных на вид, но, похоже, начавших уже забывать хозяйскую руку. Тут же виднелись неизменные атрибуты метеостанции: метеоплощадка с приборами для измерения атмосферных явлений и мачты антенн, торчавшие над неказистой постройкой, именуемой здесь, как мы узнали впоследствии, радиорубкой.
Чуть в стороне от первого дома в огромном вольере задыхалась от злости целая свора собак. Мы терпеливо ждали, пока преисполненный служебного рвения лай привлечёт внимание обитателей станции. Наконец, показался мужик. Он шёл с другого конца улочки и громко кричал на собак, веля им заткнуться. Удивительно, но собаки заткнулись. Когда он поравнялся с нами, разговаривать уже ничего не мешало, и мы смогли спокойно познакомиться и объясниться. Звали местного Виктор. Разговорчивый бойкий мужик, ростом повыше Артёма, годами постарше меня, он был начальником станции и жил здесь с рождения. После техникума привёз сюда и жену. Их двое детей проживали в городе, с бабушкой, но каникулы всегда проводили на станции. Ещё тут жил какой-то его дальний родственник с сыном, да наезжали разные гости. Так что, не скучно.
- Кроме того, – говорил Виктор, – сам регулярно в город мотаюсь. Полтора часа на моторке и там.
- По работе что ли?
- Можно и так сказать, – прищурился Виктор. – Омуля отвожу. Когда улов хороший. Зарплаты у нас скромные, а рыба – какой-никакой приработок.
Лошади, как выяснилось, – тоже источник дохода. Их выращивают для продажи.
- А машина тебе зачем? – простодушно спросил я.
Виктор посмотрел на меня, как на несмышлёного:
- А на чём зимой в город-то ездить?
Действительно, об этом я не подумал. Тем временем Виктор предложил проследовать в дом. По пути наше внимание привлекла медвежья шкура, висевшая на заборе.
- Да, приходил тут по весне, – махнул рукой Виктор, – пришлось пристрелить. Ничего такой был, вкусный…
На первый взгляд работа на станции может показаться простой. Каждые три часа снимаешь показания приборов и передаёшь их по рации. И всё. Но так каждые три часа, изо дня в день, без праздников и выходных. Я бы сдурел. А люди живут. И по хозяйству всё успевают, хотя это вам не в городе, и не в деревне даже. Тут жизнь куда как суровее. Описывать её я не стану, ибо рассказ мой и так затянулся, и он не про это. Вы, просто, поверьте. Как и в то, что в жизни своей я редко встречал таких счастливых людей, каких довелось повстречать нам на той метеостанции. Виктор, его жена и их дочка с сыном навсегда запомнились мне, как образец семейной идиллии. Писать про них – всё равно, что воспевать величие Байкала. А это уже не мой уровень. Я, если помните, всего-то хотел рассказать про наш отдых, и мне пора бы заканчивать. Обещаю, больше не отвлекаться на подобные отступления.
Мы вошли в дом. Обычный деревенский дом: узкие сени, просторная кухня. На кухне русская печь, напротив окно, рядом с которым клеенчатый стол с табуретками; на стенах шкафы с разной утварью, у входа кадушка с водой, а вдоль дальней стены железная койка с овечьим тулупом поверх покрывала. Справа от койки дверной проём без двери приглашал дальше в комнату, но нас туда не водили.
Через пару минут подоспела Татьяна, жена Виктора, и нас стали кормить. Омуль слабосолёный, омуль копчёный. Омуль жареный, омуль пареный. И прочее, прочее, прочее. После походного аскетизма это был даже не праздник, это была вакханалия живота. Вчерашние посиделки у дяди Саши с его холостяцкой стряпнёю – не в счёт. Настоящее обжорство начиналось сейчас.
Съев первые два блюда, я ослабил ремень. Спустя ещё какое-то время, у меня появилась мечта – расстегнуть брюки. Однако правила приличия встали на пути её воплощения. Они же, эти самые правила, требовали прекратить столько жрать, но червяк, сидящий где-то внутри, плевал на все правила, и я продолжал поглощать пищу в каких-то невероятных для себя количествах. Артём не отставал от меня в этом приступе булимии, что говорило лишь об одном – поход удался. После стоящего похода всегда жрёшь, как мамонт, едва только выйдешь к людям. Хозяева смотрели на нас с пониманием.
- Добавки? – спросила меня Татьяна, когда я приговорил очередную порцию.
Червяк хотел сказать «да», но правила приличия в этот раз победили.
- Нет, спасибо, – ответил я, смущённо и благодарно, и дабы перевести разговор в иную плоскость, задал вопрос о Ёрике. – А чего это приятель наш нас не дождался?
- Так он ещё вчера ушёл, – сказал Виктор.
- Как? На ночь глядя?
- Ага. Поел и ушёл. Предлагали остаться – ни в какую. « Спешу », – говорит. Странный какой-то. Друг ваш?
- Случайный попутчик.
- Собака его?
- Не, пёс поселковый. Увязался за нами.
- Жалко пёсика.
- Чего так?
- Пристрелят. Чужих собак здесь не любят.
Татьяна начала убирать со стола, а мы все трое вышли на улицу. Виктор направился в сторону озера, увлекая нас за собой:
- Пойдёмте, местечко одно покажу. Люблю оттуда Байкал созерцать в минуты своего редкого отдыха.
Мы обогнули дом, свернули в лес и по тропе, идущей ещё выше в гору, скоро достигли скалистого берега, и встали на ровной площадке возле самого края обрыва. Перед нами простирался Байкал.
Великий и вечный. Далеко на западе он упирался в горный хребет, имевший слегка расплывчатые очертания в дневном знойном мареве, но с юга и с севера, насколько хватало глаз, ничто не стесняло его свинцовую гладь, в которой, как в зеркале, отражалось прозрачное небо с редкими облачками.
- Вот моя смотровая площадка, – с нескрываемой гордостью произнёс Виктор.
- Потрясающе! – восхитился Артём. – Жаль, что я утопил свою камеру.
Да, фотографии получились бы знатные. Недавно мы любовались Байкалом, стоя у кромки воды, но с высоты совершенно иной, более выгодный фокус. Отвесные скалы возвышались над озером на добрые полсотни метров. От станции начиналась стена прижимов, тянувшаяся километров на двадцать, аккурат до устья другой реки, образующей дельту. Называлась та река Ширильды. О ней Виктор упомянул особо, когда речь зашла о дальнейшем нашем маршруте. Заговорили об этом мы там же, на смотровой площадке.
- Дальше-то куда собираетесь? – спросил Виктор, присаживаясь на вкопанную рядом с обрывом скамейку.
- До Хакус, потом до Аяи, – ответил я и тоже сел на скамейку.
- Понятно, – Виктор раскурил вторую уже за последние пять минут сигарету, – а, собственно, больше и некуда. Оттуда уедете. С Аяи в город бегают лодки. С Хакус вообще каждый день теплоход уходит.
- А тропа как?
- Так вот она, – он ткнул в сторону тропки, стелившейся по краю обрыва. – Сорок кэ-мэ до Хакус, шестьдесят до Аяи. Для вас, после ваших безумств, – семечки. Одна лишь проблемка будет – Ширильды.
- Это речка, что ли?
- Речка, речка, – усмехнулся Виктор. – Разливается в устье на манер Томпуды. В лоб не возьмёте. Придётся обход искать. Или с кем из местных договариваться, чтобы на лодке перевезли. Но это, если кого застанете. Может статься, все на промысле будут.
- Там что, посёлок? На карте ничего не отмечено.
- Да, не. Так… пара рыбаков с семьями. Живут там в сезон. Найдёте кого, – сговоритесь. Парни они отзывчивые.
Я посмотрел в глаза Виктору:
- Нам бы с тобой сговориться.
- О чём?
- Поздно выдвигаться сегодня. Да и хозяйка твоя так накормила, что шевелиться невмоготу. Не то, что рюкзак переть. Короче, переночевать пустите?
- Без проблем! Мы вас в радиорубке положим. Там хоть прохладно, зато внутри курить можно.
- Годится.
Итак, мы заночевали на метеостанции. Вечером, после архиобильного ужина, нас проводили в радиорубку – ту неказистую постройку с торчащими снаружи антеннами. Из мебели, помимо обязательного стола и не менее важного стула, там имелась кровать с матрасом, подушкой, но без одеяла. Одеяла нам ни к чему, у нас спальники. А вот за коечку стоило побороться.
- Бросим монетку? – спросил я, хитро прищуриваясь. – Или ты сразу отдашь мне кровать?
Артём сдался без боя, довольствуясь скромными отступными:
- Отдам, но тогда заберу подушку.
Подушка его не спасла. Кровать меня, кстати, тоже. Бессонница явилась нам в ту ночь, как возмездие за невоздержанное насыщение, и продержала в своих цепких объятиях до рассвета, что, впрочем, не лишило нас ни бодрости духа, ни резвости плоти. С четырёх утра нам уже не сиделось на месте, и только боязнь разбудить хозяев удерживала нас в радиорубке, заставляя смолить сигареты в ожидании очередного сеанса связи. В пять пришёл Виктор. Быстро передал по радио данные измерений, зашифрованные в непонятные для постороннего уха комбинации цифр, после чего мы направились в дом, собираться и завтракать.
В шесть утра Виктор проводил нас до смотровой площадки.
- Ну, – сказал он, пожимая нам руки, – бывайте здоровы. Окажетесь в наших краях – милости просим.
Мы поблагодарили его за приют и за угощение, очень тепло простились и побежали, отсчитывать последние километры того незабываемого похода.
План на сегодняшний день был предельно простым: как можно быстрее дойти до Хакус и начать праздновать. Дело в том, что каждый год этого числа, этого месяца у меня случается день рождения. И почти всегда застаёт он меня вдали от дома. От чего особенно хочется праздника. Где я только не встречал этот день: на золотоносном прииске среди весёлых вахтовиков и в горах Приполярного Урала в полном одиночестве; в холодном Норильске
и
в жарком Крыму; и в прочих других местах. Но на Байкале – случай особенный. Решили отметить так, чтобы праздник запомнился. И отметили. И запомнился! Правда, не столько сам праздник, сколько день следующий. Но пока о событиях дня текущего.
Артём со своим коленом сразу же стал отставать, и мы, как это частенько случалось у нас, разбежались.
- До Ширильды тут всего-то двадцатка, – сказал я, прощаясь, – буду ждать тебя там.
Тропа то тонула в лесу, то верталась к Байкалу и скользила вдоль края прибрежных утёсов, чьи макушки лохматились шевелюрой кедрового стланика, которую ухоженная тропа рассекала зигзагообразным пробором. Иногда она экстремально ныряла вниз и петляла по скалистому склону, массажируя мои, привыкшие к высоте, нервы. В одном месте я наткнулся на памятную табличку, прибитую к растущему рядом с тропой кедру. В ней говорилось, что здесь в каком-то далёком году погиб человек. Так же шёл по тропе и упал вниз. Я постоял, почтил память несчастного незнакомца и, не сбавляя темпа, двинулся дальше.
Рельеф стал меняться ещё на подходе к долине Ширильды. Прижимы, подобно апрельскому снегу, стремительно уменьшались в размерах, пока не растаяли вовсе, уступив место ровной и влажной низине. Тропа вывела меня на песчаный берег Байкала, и я сразу же увидал признаки человеческого обитания. Метрах в трёхстах от меня частично выволоченные на песок, стояли две лодки. Напротив них, на открытой поляне, раскинулся хуторок, в сравнении с метеостанцией, более чем скромных размеров. Я направился к хуторку, по пути размышляя о том, что раз лодки на берегу, значит, будет с кем договориться о переправе.
До меня донёсся нарастающий рёв мотора. В направлении хуторка мчалась лодка. Когда я поравнялся с лодками, выволоченными на песок, эта причаливала рядом с ними. Управляла лодкой молодая женщина в охотничьем камуфляже и резиновых сапогах. Она заглушила мотор, ловко спрыгнула в воду и, придерживая лодку за борт, повела её к месту швартовки. Я подскочил и помог ей вытянуть лодку на берег.
- Спасибо, – учтиво, но без улыбки сказала она, пробегая по мне безразличным взглядом замужней порядочной женщины. – Пойдёмте пить чай.
О, как! С места в карьер. Никаких тебе увертюр и прелюдий, никаких расспросов-допросов. Сразу: «пойдёмте пить чай». Байкальское гостеприимство начинало пленять меня своей непосредственностью.
Теперь мы стояли рядом, и я смог хорошенько её рассмотреть. На вид ей было лет двадцать пять-двадцать семь. Невысокая, плотно сбитая, с короткими тёмными волосами и внешностью, весьма примечательной. Судите сами: круглолицая, но не бурятка; большеглазая, но не русская. В красивых чертах её органично смешалось монгольское со славянским. « Знакомый коктейль, – усмехнулся я мысленно. – Мне ли, рождённому в Татарстане, не знать. Хотя татары с бурятами совсем не похожи. Татары – тюрки, а буряты… – тут я резко одёрнул себя. – При чём здесь татары? При чём здесь коктейль? Завязывай с этнографией, и перестань на неё пялиться. И скажи уже что-нибудь! ».
Она между тем достала из лодки корзину с грибами. Показывая на неё, я пошутил неуклюже:
- С рыбалки возвращаетесь?
Это вызвало у неё улыбку:
- Нет. Грибы собирала.
- Вы по грибы на лодке ездите?
- Не пешком же ходить!
- А мы вот всё больше пешком.
- Делать вам нечего…
«Хуторок», как я успел окрестить его, находился неподалёку от берега и состоял из приземистого, длинного дома, примыкавшего к нему, крытого свежим тёсом двора и притулившейся позади картофельных грядок низенькой баньки. Ещё там имелось что-то, похожее на летнюю кухню: стол под навесом, кастрюли, печка-буржуйка.
- Располагайтесь, – сказала мне женщина, когда мы подошли к навесу. – Я быстро.
Она скрылась в доме, а я устроился под навесом, усевшись лицом к Байкалу на вкопанную возле стола скамейку. После пробежки ноги приятно гудели, глаза отдыхали от яркого солнца и любовались водным простором, а ненасытный червяк ликовал в предвкушении скорой подачки. Я блаженствовал и не услышал, как кто-то приблизился ко мне сзади.
- Здорово, – раздался мужской грубый голос у меня за спиной.
Я обернулся и увидел перед собой тщедушного мелкого мужика неопределённого возраста. Бывают такие люди: они и в двадцать, и в сорок пять выглядят одинаково. Стоявший передо мной принадлежал как-раз к таковым. Очевидно, это был хозяин дома и муж той милой барышни с грибами, обещавшей напоить меня чаем. « Ты-то мне и нужен! », – подумал я, поднимаясь, чтобы с ним поздороваться. Мы обменялись рукопожатием и познакомились. Звали его Николай. Чем-то он напомнил мне дядю Сашу. А именно, таким же отстранённым отношением к происходящему. Он сказал мне только два слова: «Здорово» и «Николай», потом сел напротив меня, закурил и погрузился в молчаливое созерцание огонька своей сигареты.
Пришла хозяйка. Принесла лепёшки и миску с порезанным на куски слабосолёным омулем, без которого здесь, похоже, вообще за стол не садятся.
- Вот, закусите пока, – сказала она, ставя перед нами рыбу и хлеб. – Скоро чайник вскипит, и ещё уху подогрею.
Следом за ней прибежал мальчуган лет трёх-четырёх. Я достал из клапана рюкзака шоколадку и протянул карапузу. Тот взял её и прижался к ногам матери.
- Что надо сказать? – спросила женщина, ласково глядя на сына.
Парень ещё теснее прижался к ней и ничего не ответил.
- Стесняется, – смущённо улыбнулась она.
- Ещё бы! – поддержал я. – Такого бородатого дядьки я бы и сам застеснялся.
Мать с сыном вернулись в дом, а мы с Николаем взялись за рыбу. Я решил, что пора бы поговорить, и начал сразу, по сути:
- Перевезёшь через реку?
Николай, вяло копавшийся в рыбе, так же вяло, не удостаивая меня взглядом, ответил:
- Перевезу.
- Сколько возьмёшь за услугу?
Этот вопрос понравился ему уже больше. Он оторвался от рыбы, скосил глаза в сторону, изображая раздумье, и произнёс равнодушным тоном искушённого в переговорах деляги:
- Подумать надо.
Чего там думать? Пятиминутное дело. Сколько это всё может стоить? Ну, сто рублей, ну – двести…
Тут меня посетила мысль: а что если доплатить ему, чтобы он доставил нас до курорта? А чего? У Артёма колено, у меня день рождения. Вот и будет подарок. И мне, и Артёму.
- Слушай, – прервал я его размышления, – есть свежее предложение. А можешь, подкинуть нас до курорта?
- Нас?
- Со мной ещё друг. Отстал. Скоро будет.
- Можно и до курорта, – он впервые пристально посмотрел на меня, – но это, сам понимаешь, дороже.
- Сколько?
- Подумать надо.
Я заметил, что разговор наш действует на моего собеседника благотворно. Минуту назад он сидел ко всему безучастный, но сейчас настроение у него разительно изменилось. Он оживился, повеселел. На его каменном прежде лице засверкали эмоции, а в глазах, озарённая светом надежды, заблестела святая тоска по крепкому алкоголю. Я видел, что ему не терпелось закончить торги, при этом он не решался начать их, ожидая услышать вперёд мою цену. Но я повторил свой вопрос:
- Сколько?
- Четыре! – собравшись с духом, выпалил он.
Сколько?! Четыре тысячи за двадцать километров пути?! Шалишь, братан! Перед тем, как рассмеяться ему в лицо, я всё же поинтересовался:
- Четыре чего?
- Ясен пень, бутылки!
А-а, бутылки.
Ну, это уже ближе к телу. Это нормально. Оставалось утрясти нюансы, так сказать, во избежание досадного недопонимания.
- Бутылки чего? – спросил я на всякий случай, не сомневаясь в том, что услышу в ответ.
- Ясен пень, водки!
Ясен пень, чего же ещё?! Виктор говорил, что в Хакусах торгуют спиртным, но почём он не знал. Сейчас выясним:
- Сколько стоит бутылка?
- Двести пятьдесят.
Ага, значит, поездка встанет нам в тысячу. Приемлемо. Я протянул ему через стол свою руку:
- Договорились.
На лице Николая отразилась смесь радости с лёгким разочарованием. Видимо он не рассчитывал, что я так легко соглашусь. « Эх, – прочитал я в его глазах, – можно было зарядить и побольше ». Пожимая мне руку, он заметил с лёгкой усмешкой:
- Не умею я всё же заламывать цену.
Прошёл час с момента моего прихода сюда. Мы уже съели уху, и выпили чай, закусив его скудными разговорами о нелёгком рыбацком быте, а Артёма всё не было. Николай, чья душа объяснимо пылала в предвкушении гонорара, начал выказывать нетерпение:
- Чё-то долго нет твоего друга. Как бы не случилось чего. Тропа, там местами, сам видел, какая. Не раз люди падали.
- Этот не упадёт, – сказал я и посмотрел ещё раз в сторону нависающих над низиной утёсов, откуда должен спуститься Артём.
Продолжение следует...
Читайте также