Эквадор. Горы

Я счастлива, когда у меня нет плана. Для фаната разного рода списков, wish, to do и check листов стало открытием, что красивые ежедневники созданы для того, чтобы красиво лежать на столе. Ведь если в блокноте не рисунки и не стихи, а проза жизни, например, список дел на завтра 13 февраля, то завтра имеет мало шансов стать счастливейшим днем жизни, хотя бы потому что над ним нависает черной снеговой тучей СПИСОК ДЕЛ.

Я знаю, что если не планировать, то ничего не будет, ничего не сделаешь полезного, ничего не добьешься в жизни и будешь прозябать на дне. Без красивого ежедневника. Без стола, чтобы там лежал ежедневник. Без дома, чтобы там стоял стол. Что сказать - дно. 

Но пока я еще не соскользнула в хаос незапланированности без дома и стола, расскажу как прошел мой день 13 февраля. Проснулась рано, выпила воды, сделала зарядку - привычки старых времен. Дальше все дальше от привычного.
- Будешь завтракать?
- Буду!
- Гуакамоле?
- Ммм… Да, почему бы и нет. (Вкусно, к стати. Вкусно так же, как мясной рулет с картофелем и салатом вчера после возвращения из джунглей. Если умело приготовлено, не нужен ни кетчуп, ни майонез)
- Будешь гранадийо?
- Гранадийо?
- Просто попробуй.
- Похоже на маракуйю. Внутри мягкая жижа и крупные черные косточки. 
- Какая маракуйя? Это гра-на-ди-йо. И косточки не жуй!

Что дальше? Я не думала. Завтра лечу на Галапагосы, сегодня постираю кроссовки. Только собралась привести их в порядок: грязные и дырявые, но все еще с намеком на стиль и розовый цвет, объявлено, что сегодня мы едем на Килотоа и стирать кроссовки незачем - ещё больше запылятся.

Я узнала о существовании этого места - озера в вулкане - неделю назад перед поездкой в джунгли, провела вечер в остаточных судорогах планирования, куда поехать, поначиталсь, впечатлилась, сказала Камило, что хочу туда. Возвращаюсь из джунглей и - вуаля! Мы едем на Килотоа! (Кажется вот он секрет существования без плана - кое-кто планирует за меня, а я не заметила как перепоручила беспокойства, просто лечу в потоке событий и наслаждаюсь).

Камило - мой друг - сегодня водитель, его мама Наталья впереди - штурман, я сзади - турист и диджей. Ехать два часа с лишним. Музыки у меня как раз на два с половиной часа. Слушаем все - Лану дель Рей, Мадонну, еще раз Мадонну, немного модной электронной музыки, немного розовых девчачих соплей про любовь, Джамирокуаи - подбодрить Камило, когда выяснилось, что навигатор показывает еще час с лишним, песню по зеленые глаза - My Greeneyed love, когда уже подъезжали, ее три раза. 



Место у меня завидное - простор трех сидений и обзор с двух сторон. Сначала были изумрудные пейзажи с горными вершинами, все поодаль и как картинка, сменяющаяся у обочины скоростного шоссе, потом свернули на серпантин, горные вершины приблизились оказались настоящими и стали нашей дорогой.

Мы стремительно взбирались по извивающемуся асфальту, я открыла окно - воздух холодный, чистый, разряженный, как будто пустой. Не надышалась, высунула голову из машины - ветер по волосам, прическа оставлена где-то далеко и забыта, как оставлены и забыты тяжелые мысли и, кажется, все мысли вообще. Сознание легкое, погружено в настоящее. 

Камило закладывает крутой поворот влево, я резко сползаю со своей смотровой площадки, меня прибивает к другому окну - там обрыв, внизу маленькие домики меленьких человечков, все в туманной дымке. Резкий подьем - закладывает уши. Поворот вправо - меня сново прибивает к правому окну - там облака-вата, небо синее-синее, земля вся в квадратиках и прямоугольничках нефритового, папоротникового и оливкового, фисташкового, салатового и цвета яблока Гренни Смит - не поверила бы, что знаю и различаю столько оттенков зеленого, если бы не увидела те поля своими глазами. И по этому полотну сползают тени ватных облаков: видно их очертания на земле, их движение. Дышу - хватило бы горного воздуха.



Вот скалистая вершина, взбираемся выше - кажется, что уже некуда. Смотровая площадка. Остановка. От переизбытка чувств, как ребенок, который не может выразить словами все, что рвется быть высказанным, мчусь на край обрыва - фотографироваться ли, просто чтобы бежать или чтобы почувствовать внутри легкое шевеление опасности высоты. Расщелина, сосновая роща, альпака, фото на краю, в сосновой роще, с альпакой. Едем дальше. 



Подъезжаем к индейскому поселку - горные индейцы обычно в шляпах, продают сильно жареную еду у дороги или пасут овец. Едем дальше, оставляя индейцев наедине со своей удивительной для иностранца жизнью. 

Килотоа. Холодно, ветер. Идти в узкий проход среди камней, а за ним - голубое желе в серой чаше вулкана. Вода сверху кажется густой, недвижимой, нарисованной крупными мазками импрессиониста: в середине - иссиня черный, у берега - бирюза, тут и кобальт, и сапфир, лазурь, ультрамарин и васильки, ночное ясное небо и прозрачное утреннее, индиго, фиолетовый и морская волна - знаете, кого еще цвета может быть озеро? Я не знаю, но меня не оставляет ощущение, что назвала не все оттенки, что были. Хотелось снять очки и увидеть все настоящим, хотелось закрыть и открыть глаза - проверить, не снится ли. Но чтобы все как будто обычная достопримечательность сделала фотографии, оторвала взгляд и пошла спускаться вниз, к воде. Хотелось её потрогать, чтобы еще раз удостоверится, что все по-настоящему. 

Спуск не из легких. Широкая тропа из пыли, камней и песка, вверх и вниз поднимаются и спускаются туристы, погонщики и их мулы. Мелкими шагами, еле удерживаясь от подталкивающего движения бежать, мы спускались: Наталья -осторожно, Камило - запылив кроссовки, кажется, недовольный, что нас понесло куда-то, я - как горная козочка, мелкими прыг-скок, то и дело наталкиваясь на людей и на мулов, успевая делать фотографии и тоже неприлично запылив кроссовки.

Спустились. Туристы так туристы: плывем на каное. Оранжевые спасательные жилеты, два весла, я горе-рулевой в носу корабля, Наталья позади - как всегда штурман, по совместительству капитан.
- Плывем на другой берег?
- Есть капитан! 
Я с энтузиазмом в третий раз в жизни взявшего в руки весла (а сегодня ещё и осознавая ответственность рулевого) взяла курс на другой берег, гребла с прытью новичка, брызгами во все стороны (в том числе на капитана и на себя), с ветерком - жаль, что не от быстрой езды, а от бриза, что есть рядом с любым водоемом. До берега доплыли, взяли курс вдоль него со второго раза (рулевой был неопытный), поплыли обратно.

Подниматься наверх? Пожалуй, на муле. Я с претензией на специалиста по верховой езде, купившего бархатный шлем и научившегося ездить рысью без стремян, решила, что сейчас как поскачу галопом да как красиво, как уверенно, что сразу будет понятно, что два месяца занятий не прошли даром.

Махнув ногой и с легкостью взобравшись на мула в два раза меньше обычной лошади, я попыталась им управлять. Оказалось, что в этом случае уздечка создана не для сложных маневров, а просто чтобы было за что держаться. На команды ногами мул тоже особенно не отвечал, поэтому я просто кричала по-русски: «Пошел!», «Вперед!» и «Давай!», наверное, надеясь, что мой высокоинтеллектуальный мул владеет в совершенстве всеми официальными языками ООН и уж точно сообразит, чего хочет от него русская девочка, изображающая на его спине кавалериста со стажем. Мул не владел русским, наталкивался на спускающихся туристов, терся стременами о высокий бордюр тропы и опасно походил к краю обрыва там, где бордюра не было. Поняв, что на муле можно особенно не изображать наездницу, сидеть мешком, глазеть по сторонам и фотографировать, я расслабилась. Но все равно держалась если не как гусар, то как индеец, представляя, что я вот такая сейчас с перьями на голове и боевым раскрасом на лице под палящим солнцем еду в караване соплеменников домой или на охоту. Придумывая эти глупости, я не заметила как мы поднялись. Обернулась на красоту озера, пытаясь запомнить и унести в памяти еще один его кусочек. Озеро скрылось, мы спешились и пошли к машине. Холодно, ветер, я в очередной раз обгорела, не отнесясь серьезно к эквадорскому солнцу. 

На выезде посадили двух аргентинок путешествующих автостопом. Поговорили, еще раз послушали песню про зеленоглазую любовь, музыка закончилась. Остался только Чайковский и Рахманинов. Сергей Васильевич, извините, для горного спуска выбираем Петра Ильича. Давайте, Петр Ильич, про Одетту-Одиллию и "Вальс цветов". Финал «Лебединого озера» добавил спуску трагизма - акцент на крутые повороты и опасность обрывов, отрывок из «Щелкунчика» превратил горные пейзажи в сказочную страну - внимание на зелень долин, облака и туманы. Пассажиры из Аргентины подумали, наверное, что сумасшедшие русские включают классику и с серьезным, вдохновенным лицом едут по серпантину. Хорошо, что не включают оперу или декламирование стихов. Оперы у меня в плейлисте не было, а вот поэзия была - два стихотворения Пастернака, но это уже слишком. Включаю обычную музыку, едем дальше.



Высадили аргентинок, пошли в ресторан. Поздний обед, голодные, запыленные, обгоревшие и уставшие. Я ела локро - картофельный суп с сыром и авокадо, бросаешь туда жареную кукурузу, чокло и ешь. Местная еда. Во второй раз кажется: «Что тут особенного? Половина авокадо плавает посреди картофеля, а на зубах похрустывает жареная кукуруза». На закуску были кусочки мяса и белые крупные хлопья кукурузы. Добавляешь ахи и ешь. Закуска типичная. Опять же, если есть во второй раз, кажется, что обычная еда: кукуруза, мясо, соус. А в первый раз кажется, что сильно жареные ошметки мяса неизвестно животного лежат в белых цветочках и рядом стоит соус огнедышащей силы. Приятно ощущать себя чуть-чуть менее испуганным местными традициями туристом, на маленькую-маленькую капельку ахи быть более местной, чем была неделю назад. 

Возвращались - темнело. Хотелось вздремнуть, но я подсматривала в зеркало заднего вида на розовый закат. Горы чернели. Радио пело испанские песни. Почему-то очень хотелось, чтобы заиграла та: «Dame un beso mi amor la la la la la, la la la, la la», слова которой я не поняла и не запомнила, которая постоянно крутилась у меня в голове в джунглях. Шанс один на миллион. Нет, не заиграла.

Я устала, уже не металась от окна к окну подчиняясь движениям виляющего по горам автомобиля. Мы ехали по шоссе, совсем стемнело. Справа открывался ночной вид на город.
- Это Кито?
- Нет, Томбако или Кумбайя. 
Это был пригород, но светился ярко, глаз не оторвать. Желтые огоньки были похожи на бусины рассыпавшегося ожерелья: бусины катились по долине, искрились сквозь наползающий с гор туман. Вот дорога освещена цепочкой фонарей будто часть ожерелья, которая еще не рассыпалась: бусины, нанизанные на нитку лежат ровно. Мы катились такой же бусиной вниз по гладкому мягко стелющемуся шоссе. Я катилась. Без плана. Счастливая.