Нигерский участок пыстыни Сахары

Рыжий рейс / Ворота пустыни / Белый пастор, черный люд

Наш автобус на Агадес отправлялся. Вместо обещанных четырёх часов утра мы уезжали почти в шесть. Измученные бессонной ночью, привокзальной толкотней, бесконечным перетаскиванием вещей с места на место и поисками “лишнего” местечка пассажиры затихали.

Мы в эту ночь решили спать не ложиться, к тому же у нас дома собирались постепенно все участники путешествия. Грег, Пепс и Дельфина смотрели последние серии любимого сериала про побег из тюрьмы, Мустафа мирно читал на диване и лишь один сознательный человек из всей группы устроился в спальне. Ну не поспала, так хоть подремала. В три часа вместо машины, на которой Жиль и его родители должны были за нами заехать, мы получили сообщение, что дверцы машины открываться не хотят, и что надо наверное еще подождать. Но уже без 15 четыре мы набились в «Тойоту» и отправились в путь.

Четыре утра. Рыжий от пыли, заполненный глухим людским гулом автодорожный вокзал Ниямея. Впереди — 1000 км до «ворот пустыни», «столицы людей в голубом», мифического вечного города Агадес. На пластиковых циновках мирно посапывают пассажиры: они приехали с вечера из дальних деревень и теперь отсыпаются перед дорогой. Выплывает из саванны солнце, за тугой пеленой песчаной бури золотой диск кажется мутным пятном. Температура не высока +30 С° максимум, но о ночной прохладе можно забыть. На дворе февраль — время гарматана и начало жаркого сезона.

Зажав в зубах пластиковый пакетик с водой, грозная толстуха-контролёр в сизых «огурцах» и пластмассовых шлепках на босу ногу шаркает по проходам запылённого зала ожидания. Из красной дымки прямо на нас выплывает покачиваясь на ухабах корабль пустыни: высокий ржавый автобус. Толпа активизируется. Сонно оглянувшись, мы с удивлением понимаем, что в автобус нас уже «внесли». Рюкзаки, камеры и флажки с водой оторвались в процессе, но и они впоследствии благополучно шлёпнулись нам под ноги.

При посадке в автобус оказалось, кстати, что свободных «местов» нет и не предвидится, и мы отправились митинговать к дверям диспетчерской. На наши крики появился заспанный начальник вокзала. После долгих проверок и перепроверок он нашел-таки нескольких “зайцев”, но так как даже после их позорного “изгнания” мест на всех не хватило, он выгнал еще и механика, присутствие которого на таких рейсах все же желательно. Мне, правда, в результате всех этих рокировок досталось совершенно “блатное место” впереди, так что всю дорогу я смотрела на бегущую вдаль дорогу по широкоэкранному окну и даже совершенно комфортно устроила ноги на «подоконнике» ветрового стекла. Рассадив самых крикливых, шофёр запихнул в прямом смысле этого слова несколько необъятных африканок. Дамы вольготно развалились прямо на полу. «Им ехать недалеко», — пояснил помощник шофёра (в Нигере эту почётную должность кличут почему-то «собакой», так и говорят: автобусная собака): «Всего каких-то 300 км». Мдам...

Автобус по билетам был «климатизированный», кондиционер конечно же не работал, на мои вопросы об обещанной прохладе попутчики недоумевали и кивали в сторону окон: «натуральный клим», как тут говорят. Я с ужасом думала о полдне — температура днем обычно поднимается до 48-54 градусов в тени — и родителях Жиля — нашего хорошего знакомого, преподавателя физкультуры в лицее — которые только с самолёта, из французского города Гренобля, того что, у подножья Альп. Разница дневных температур Гренобля и Ниямея должна составлять в феврале приблизительно 30 градусов.

А автобус тем временем жил своей жизнью, сосед играл с помощником шофёра в карты, импозантная дама впереди вкушала нечто жирно-красное прямо из пакетика. Пальцы у нее лоснились, и она периодически их смачно обсасывала, как собака косточку. Дети плакали, какого-то белого с задних рядов уже тошнило.

Моей соседкой оказалась девушка с совершенно русским именем Лена, которая, правда, к России никакого отношения не имела и приехала посмотреть на Африку в первый раз, из морского городка, знакомого согражданам по роману Дюма «Три мушкетёра». Лена было родом из Ла-Рошели. Ее подружка работает в Ниямее в гуманитарной организации, и они решили тоже посмотреть на Сахару.

За окном мелькал заунывный пейзаж саванны с редкими деревьями и колючками, стадами коз и одинокими пастухами. Колючий ветер бил в лицо жаркой песчаной струей. Через пару часов я задремала и проснулась от странного звука: то ли удар, то ли хлопок. «Козочку сбил, гад!» — запричитал сосед. Автобусов в Нигере побаиваются: могучий железный конь сбивает все на своем пути: остановиться или хотя бы притормозить возможности нет, ведь средняя скорость агрегата — 100 км/час, да и надо ли? Ржавый болид опрокидывает зазевавшихся кур, коз, давит поклажу, толкает в овраг повозки и телеги, даже малышей. Самое ужасное, что люди очень редко жалуются на подобный беспредел. Смерть, потери и произвол властьимущих воспринимается, как что-то собой разумеющееся.

Детская смертность так высока в этой стране Сахеля, что каждый седьмой малыш умирает не достигнув пятилетнего возраста. Источник: ЮНИСЕФ

«Традиционно», — и об этом мне рассказывает нигерский коллега моего мужа красавиц-туарег Сидьян, а не марабу с перекрестка Шато 1: «мы стараемся не привязываться к младенцам и малышам, не так уж у них много шансов остаться с нами, выжить»...

В очередной раз я отличилась: все припасы в дорогу я предусмотрительно спрятала, так целее будет, в чемодан, который мы, конечно, сдали в багаж. “Пожалела” только бутылку воды. Но Грег на одной воде 1000 км не протянет. Это стало ясно почти сразу, потому что уже в 5 утра он задал самый привычный для себя вопрос: “Есть что поесть?”. Я продержалась до 12 часов. На ближайшей станции, мы купили огромный кусок жареного мяса и съели его. И никто не умер. Более того нам стало после трапезы так хорошо, что заснув за 400 км от Агадеса, мы проснулись, только когда автобус въехал в автовокзал. Ну вернее в его подобие.

Дорогу Агадес-Ниямей я помню плохо: в зыбкой лихорадке постоянного чувства жажды и песчаной бури, заполненной запахами грязных туалетов, свежего хлеба, человеческого пота и жаренного на придорожных обочинах мяса. Нечто слишком долгое и душное. Появление автобуса, «буса», на многих станциях воспринималось как праздник и катастрофа одновременно. Бежали за бусом многочисленные торговцы, Их головы украшали лотки с хлебом, африканским эквивалентом пончиков, тазики с жареным и вяленым мясом, и даже мини-морозилки с ХОЛОДНОЙ водой. Поклажа падала, рассыпалась, пассажиры топтались прямо по товару, торговцы на них орали на своем мате, а мы пользуясь случаем разминались и искали уголок почище, чтобы пописать (к туалетам даже подойти было боязно: а вдруг задохнусь?). Дикие придорожные туалеты, торговки блинчиками и продавцы шашлыков (шашлык в Нигере — национальное блюдо, страна-то — сплошное пастбище. Мясо — душистое, нежнейшее — тает во рту), бесконечная трасса, лихой танец воздуха над расплавленной асфальтовой дорогой.

Последние 50 километров автобус прополз на брюхе: местные власти затеяли ремонт путей, а самый главный начальник — песчаный ураган: видимость — «ноль», а на дороге — то яма, то канава. Спасительный ветер превратился в палача: в окно рвались потоки крупного горячего песка, мотор натужено гудел, в автобусе висела гробовая тревожная тишина.

14 часов пути. Позади. Мы устроились на террасе отеля, едим припасы родителей Жиля, которые привезли из Франции деликатесы: савойский сыр, окорок и другие вкусности. Вещи уже стоят в номере и даже вода в душе оказалась горячей. Дожидаемся всех и вперед, в город, на поиски ресторана, в котором можно покушать “недорого и вкусно”. Таких в Агадесе масса и все мне уже знакомы, благодаря путеводителю и нашей прошлой поездке в этот город.

Небольшое историческое и не только отступление

Основанный в 11 веке Агадес стоит на пересечении караванных путей из Египта и Ливии к озеру Чад. Благодаря своему выгодному торговому и геополитическому положению, город долгое время переходил из рук в руки различных племен и народов: в 15 веке здесь правили суданские властелины, в 16 — народность сонгай, пришедшая с берегов Нигера, в 17 — город захватили мусульмане Борну, в начале 20 в столице туарегов хозяйничали французские колонизаторы.

Старинный квартал

В самом центре города, в квартале Сабонкаги, расположен знаменитый 27-метровый минарет глинобитной мечети, построенный аж в 1515 году народностью сонгай. Здание поражает видимой хрупкостью и смелостью замысла: ведь одно из самых старинных и самое высокое строение Агадеса выполнено из самана. Хорошо, что дожди здесь идут раз в 10 лет...

Сама́н (от тюркск.букв. — солома) — строительный материал из глинистого грунта, высушенного на открытом воздухе. Источник: Википедия

Напротив мечети располагается отель Аир, бывший дворец последнего султана Агадеса Тегарна. Он был низложен за то, что после освобождения от колонизации в 1960 году написал письмо Де Голлю с просьбой не оставлять Агадес под управлением Ниямея. Этот пример очень красноречиво говорит о тех “дружеских” отношениях, которые связывали, да и что греха таить, связывают до сих пор Ниямей, в основном населённый хауса, и Агадес – столицу туарегов. Более того, сам дворец был выстроен в честь визита одного из военных предводителей туарегов, храбро сражавшегося с французскими захватчиками. По иронии судьбы постояльцы отеля — сплошь туристы из Европы, большинство — из Франции.

Центр города — бесконечный лабиринт улочек, красных глинобитных стен, магазинчиков; вереницы мото-такси, заносчивые морды верблюдов, красочная толпа детей и торговцев. Круговорот рынков, запахов, людских лиц, белоснежных улыбок и голубых тюрбанов. Запах мятного терпкого чая, звон серебряных украшений, свист неожиданно налетевшего горячего песчаного шторма.

По случаю поездки, наш знакомый пель Хасан превратился к вечеру в добропорядочного христианина и отправился на постой к пастору Газе. Семья протестантов Газе из Тулузы вот уже несколько десятилетий живет на границе пустыни: здесь выросли их белые как аспирин дети, здесь они построили дом и посадили многочисленные деревья. В тенистом саду спеют гранаты, скачут по веткам пурпурные бангали, заглядывает в гостевую косоглазый мальчишка пель.

Тигpовый астрильд (лат. Amandava amandava) — птица из рода амандава (Amandava) семейства вьюрковых ткачиков (Estrildidae). Местное название — бангали.

Дом Газе — типичное для этих мест глинобитное строение с маленькими окошками, каменными лавками, яркими красно-черно-зелеными коврами-покрывалами с традиционными для туарегов рисунками. Такие накидки ручной работы принято дарить молодожёнам, и название у них самое что ни на есть подходящее — свадебное покрывало. В доме прохладно, пахнет свежим хлебом и апельсинами.

С десяток лет назад одна из неправительственных организаций привезла на горячую агадесскую землю апельсины: раздали беднейшим семействам. Деревца принялись дружно под ласковым пустынным солнышком, но требовали обильного, порой изнуряющего для хозяев полива. Практически все крестьяне от посадок отказались, только один упорный дядька довел дело до конца, дождался таки первых урожаев: теперь все по старинке возятся на плантациях лука, а он торгует великолепными оранжевыми плодами на рынке. Агадесские апельсины славятся на весь Нигер, только в столице их днем с огнём не сыщешь — апельсины просто не доезжают — дорога плохая. Растут в пустынных оазисах и виноград, и оливки, и дыни с арбузами, и финики, бесконечные делянки заполняют лук и вкуснейшая картошка. Из подземных колодцев тянут ослики да верблюды сделанные из обрезков огромных шин курдюки с водой, журчит живительная влага по прорытым меж грядок каналам, зеленеют поля-миражи среди бескрайних пустынных пейзажей.

В стороне от хозяйского дома — домик для гостей: обычно здесь останавливаются проповедники из Европы или друзья семьи, но когда дом пуст, Газе пускают постояльцев-христиан, хотя у меня свидетельства о крещении никто не спрашивал, да и Хасана пускают на постой постоянно, хотя с таким-то именем уж точно не в церковном хоре петь...

Опрятные кровати с москитной сеткой, спартанский, но чистейший душ, просторная кухня с массивным деревянным столом, видавшими виды холодильником и плитой, уютный салон с на удивление богатой для этих мест библиотекой. И любопытные бангали проворно заглядывающие к нам в спальню спозаранку.

Газе — единственные, среди белого населения, почти не пострадали во время восстаний туарегов в конце прошлого века. Сам Мано Даяк — предводитель повстанцев — грабил дом проповедников, но ничего из личных вещей не пропало, и даже одну корову оставили «на развод»... Высокий усатый пастор и его улыбчивая жена в традиционном африканском платье с мелкой белой вышивкой по вороту и длинными тощими косицами заправляют огромным семейным бизнесом: здесь и постоялый двор, и стадо, и бесплатная школа для детей и взрослых, и курсы рукоделия для местных вдов, брошенных на произвол судьбы со стайкой пестрой детворы: корзинки, вышитые сумочки-думочки-мешочки, скатерти и салфетки уходят на экспорт в магазины Европы, работающие под маркой «Справедливая торговля». Покупая кофе или чай, предметы быта, одежду и обувь в таких магазинах, вы можете быть уверены в том, что платите не посредникам, а непосредственно рукодельницам, сапожникам, портным и крестьянам из беднейших окраин мира.

Справедливая торговля — (от французского, commerce équitable) — торговая система, направленная на достижение равенства в мире торговли: организации коллективной деятельности, использование новых способов производства и распределения. Рынок, основанный на стандартах социальной, экономической и экологической политики. Источник:[i]