Сочинская зима, или "дикость" за порогом

Этимология обязывает "зиму" быть снежной (здесь живы видоизмененные греческие корни cheō - "лью" и chiōn - "снег") - время белых бурь и дождей.
Так и есть: легендарная "русская зима" в живописи скрипит снегом под полозьями саней, на которых увозят боярыню Морозову; в литературе - одаряет Петрушу Гринёва пугачёвским заячьим тулупом (кабы не замёрз); в музыке - беснуется "Февралем" Чайковского (хлестче, чем северяне на гуляньях в выдуманном Винтерфелле).

Но если привнести в описание природных явлений социологические термины, получится, что у истинной "русской зимы", закрепленной в искусстве, налицо девиантное поведение - зима сочинская, отличная от стереотипа, отклоняющаяся от нормы.

Двадцать девятое декабря - ни снежинки, куртки нараспашку, горячий воздух. Лес, вытянувшийся ввысь на месте уничтоженных чайных плантаций (40 лет назад все здесь было покрыто приземистым дагомысским чаем - ни одного деревца). До федеральной трассы, по которой понесут Олимпийский огонь, - меньше двух километров, цивилизация вблизи, но символы Нового Года, словно полноправные хозяева здешних холмов, бродят, нестесненные седлами, где вздумается.

Так смотришь, бывает, на фотографии чужих континентов, теплых стран, диких пейзажей - и по-доброму завидуешь, и хочется этой заманчивой "дикости", но то сессия не пускает, то дочерние обязательства. И, бывает, завидуя, выйдешь прогуляться в близ лежащие леса, окутанные сетями дорог, - наткнешься вдруг на искомую "дикость", почти такую же, как на фотографиях.

Прислушаешься, силясь различить визг машин, - тишина в ответ. Вдохнешь, приготовившись к сладковатому вкусу "цивилизованной" экологии - нет его. Тут и решишь, как бы оправдываясь и за сессию, и за прочие обстоятельства: «Путешествие - это всё, что за порогом. ...но в Новом Году - обязательно в настоящую "дикость", ту, что не поймана в кольца автострад».