Субкультура океана
Дорога нырнула в джунгли, вдали показался город у лазурной кромки моря. По пути Кирилл высовывал руку с растопыренными пальцами в знак особого приветствия. Нам мигали фарами в ответ и мы с каждым новым глотком имбирного эля растворялись в лете.
Волосы еще не были песочного цвета. Глаза еще оставались синими. А кожа пахла обивкой офисного кресла, ароматизатором автомобильного салона и духами за сто пятьдесят долларов. С сегодняшнего дня она будет пахнуть морской солью, травами и воском.
Серф-трип длинною в лето начался с маленького городка на побережье Тасманова моря. Здесь есть та самая атмосфера натоящей субкультуры Океана. Нам нравится проводить здесь выходные, серфить на закате, пить кофе по утру в раздолбанном сарае, где вечно одурманенный Сэм готовит такой кофе, от которого поднимаются мертвые, просыпаются живые и заправляются энергией местные легенды. О них зачастую никто не знает, а зачем? Для них океан и серфинг – это целая жизнь - обычная и весьма интересная. Разве стал бы кто болтать на каждом углу о своей жизни?
haydenjweal
Ману бэй
Здесь снимали эпизод из вечного лета. И мы после чумового катания сидим на остывающих капотах машин, закутаные в безразмерные свитера и попиваем пиво. Вечерний ветер гоняет по пляжу сладкие запахи запрещенных снадобий, здесь откровенно говоря давно закрыли глаза на гомеопатию. Единственный полицейский в городе скорее всего потягивает чай где- нибудь в гараже у Медведя.
Этот город, не похожий на сотню других курортных поселений, не умирает по наступлению зимы. Местным все равно какая температура за бортом. Есть океан – есть жизнь, зимой приходят отменные волны. Только для своих. Даже спасательская вышка продолжает работать. На ней всего двое – это вечно простуженный в это время года Люк, закутаный в шарф, пьющий бесконечный чай с лимоном и какой нибудь наркоман-волонтер, чья функция, скорее, не дать Люку умереть со скуки.
То ли дело летом. Сто дней солнца и радости. Неумолкаемый смех, тысячи голосов и миллионы ярких красок. Вечеринки в пляжном клубе и сотни новых лиц. Это сезон самых красивых, самых ровных волн. Время, когда популяция города увеличивается в пять раз, а местные кафе нанимают дополнительных сотрудников.
Некоторые приезжают из Города после работы, на ходу снимая с себя брюки и рубашки бегут от проблем и забот обратно туда, откуда мы все вышли – в Океан.
Их всего два типа. Те, кто только учится падать и щедро получает вместе с разъяренной волной доской по голове. И те кто уже творит нечеловеческие вещи, фамильярно и беспечно разрезает большую волну, которая покорно несет его вниз подставляя смертоносное тело под острые плавники и инородную пластмассу. Причем добрая половина первых никогда не станут вторыми. А где же те, что между ними. Те, которые уже взяли короткие доски устав от медитаций на маленьких волнах? Те, кто уже могут справиться с волной но еще не достаточно тверды духом, чтобы полностью покорить бурную стихию. Но те, которые уже прекратили захламлять социальные сети фотографиями с учебными досками и кривой распальцовкой.
Это было несколько лет назад. Я переехала в страну-на-островах и проводила все свободное время на бескрайних пляжах. Максим еще был просто близким другом. Когда-то он подарил мне свою старую доску и терпеливо учил ловить волны. Долго и усердно, пока я не заболела этим.
Потом мы приезжали к Аргентинцу рано утром, когда город спал и вместе варили кофе. В полседьмого утра мы заезжали на пляж и катались до тех пор, пока солнце не выплывало из – за горы и не приказывало ехать на работу.
Наше утро в Раглане началось в старом доме на холме. Там живет Джаред – тот самый хиппи не от мира сего. Особняк Джареда, или как он его называл «убежище» стоял на окраине, там где улица заканчивается и начинается дикий пляж. Дома и асфальт сменяют золотистые дюны и высокие прибрежные травы. Пляж уходит вдаль на много миль и до самого горизонта вибрации горячего воздуха создают бесконечность. Там не слышно звуков и приглушенный рокот океана как бы растворяется в тяжелом воздухе и бескрайних песках.
Это огромное для одного человека жилье служило тихим пристанищем для одуревшей от общества души. Дом был почти пуст, ни намека на роскошь но и ни одного признака нищеты. Такие люди нынче в моде. Мы всгда остаемся у него. Так мы на сто процентов погружаемся в местный колорит. Джа не любит фотографироваться. Он иногда сдавал пару комнат для любителей органического образа жизни и тогда утреннее было подобно сеансу спиритологов.
«Неважно навсегда это или на неделю, каждый человек пришедший в нашу жизнь меняет ее»
Он, как и большинство местных, на своей волне. Многие думали что у него в шкафу висит набедренная повязка из перьев, в которой он в полночь выходит выть на луну.
Здесь дети отбирают самые лучшие волны. Они с ревностью смотрят на «понаехавших». Могут и в «бубен дать» как их дикие серфгангстеры из соседней австралиии. Но тут не австралия. В Раглане народ мирный.К приехавшим относятся примерно так:
“А, из Окленда – бросай эту помойку, переезжай в настоящую Новую Зеландию”
А иногда из соседнего Гамильтона приезжают бандиты грабить оставленные на серф-парковке автомобили.
Внизу набирающие силу волны накатывались на холодный песок и тут же отступали с глухим гулом. Будто бы в замедленной съемке море опять наползло на сушу. Ветер всколыхнул длинные травы растущие на холме, потрепал музыку ветра у крыльца и исчез.
«Мы же часть этого». «Ничтожно малая часть».
Мы спускались по росистой тропинке к пляжу.
Кариой – гора-женщина продолжала изрыгать густую массу облаков. Они зловеще надвигались на городок, но ветер вовремя разрывал их в клочья, защищая утренние лучи солнца.
Это одна из четырех гор-вулканов, символизирующих простых людей-полубогов с трогательными и трагичными судьбами. Отвергнутая любовником она столкнула его в море, тот остался там навсегда. Спустя много лет мореалватель Д. Кук даст этому утесу имя Gannet Island.
Фельдмаршал Фитцрой Сомерсет Раглан служил с отличием в испанской войне под начальством Веллингтона, который в 1809 г. назначил его начальником своей военной канцелярии. Теперь их имена носят столицы – Веллингтон – столица государства и Раглан – столица серфинга и летнего умиротворения.
Волосы еще не были песочного цвета. Глаза еще оставались синими. А кожа пахла обивкой офисного кресла, ароматизатором автомобильного салона и духами за сто пятьдесят долларов. С сегодняшнего дня она будет пахнуть морской солью, травами и воском.
Серф-трип длинною в лето начался с маленького городка на побережье Тасманова моря. Здесь есть та самая атмосфера натоящей субкультуры Океана. Нам нравится проводить здесь выходные, серфить на закате, пить кофе по утру в раздолбанном сарае, где вечно одурманенный Сэм готовит такой кофе, от которого поднимаются мертвые, просыпаются живые и заправляются энергией местные легенды. О них зачастую никто не знает, а зачем? Для них океан и серфинг – это целая жизнь - обычная и весьма интересная. Разве стал бы кто болтать на каждом углу о своей жизни?
haydenjweal
Ману бэй
Здесь снимали эпизод из вечного лета. И мы после чумового катания сидим на остывающих капотах машин, закутаные в безразмерные свитера и попиваем пиво. Вечерний ветер гоняет по пляжу сладкие запахи запрещенных снадобий, здесь откровенно говоря давно закрыли глаза на гомеопатию. Единственный полицейский в городе скорее всего потягивает чай где- нибудь в гараже у Медведя.
Этот город, не похожий на сотню других курортных поселений, не умирает по наступлению зимы. Местным все равно какая температура за бортом. Есть океан – есть жизнь, зимой приходят отменные волны. Только для своих. Даже спасательская вышка продолжает работать. На ней всего двое – это вечно простуженный в это время года Люк, закутаный в шарф, пьющий бесконечный чай с лимоном и какой нибудь наркоман-волонтер, чья функция, скорее, не дать Люку умереть со скуки.
То ли дело летом. Сто дней солнца и радости. Неумолкаемый смех, тысячи голосов и миллионы ярких красок. Вечеринки в пляжном клубе и сотни новых лиц. Это сезон самых красивых, самых ровных волн. Время, когда популяция города увеличивается в пять раз, а местные кафе нанимают дополнительных сотрудников.
Некоторые приезжают из Города после работы, на ходу снимая с себя брюки и рубашки бегут от проблем и забот обратно туда, откуда мы все вышли – в Океан.
Их всего два типа. Те, кто только учится падать и щедро получает вместе с разъяренной волной доской по голове. И те кто уже творит нечеловеческие вещи, фамильярно и беспечно разрезает большую волну, которая покорно несет его вниз подставляя смертоносное тело под острые плавники и инородную пластмассу. Причем добрая половина первых никогда не станут вторыми. А где же те, что между ними. Те, которые уже взяли короткие доски устав от медитаций на маленьких волнах? Те, кто уже могут справиться с волной но еще не достаточно тверды духом, чтобы полностью покорить бурную стихию. Но те, которые уже прекратили захламлять социальные сети фотографиями с учебными досками и кривой распальцовкой.
Это было несколько лет назад. Я переехала в страну-на-островах и проводила все свободное время на бескрайних пляжах. Максим еще был просто близким другом. Когда-то он подарил мне свою старую доску и терпеливо учил ловить волны. Долго и усердно, пока я не заболела этим.
Потом мы приезжали к Аргентинцу рано утром, когда город спал и вместе варили кофе. В полседьмого утра мы заезжали на пляж и катались до тех пор, пока солнце не выплывало из – за горы и не приказывало ехать на работу.
Наше утро в Раглане началось в старом доме на холме. Там живет Джаред – тот самый хиппи не от мира сего. Особняк Джареда, или как он его называл «убежище» стоял на окраине, там где улица заканчивается и начинается дикий пляж. Дома и асфальт сменяют золотистые дюны и высокие прибрежные травы. Пляж уходит вдаль на много миль и до самого горизонта вибрации горячего воздуха создают бесконечность. Там не слышно звуков и приглушенный рокот океана как бы растворяется в тяжелом воздухе и бескрайних песках.
Это огромное для одного человека жилье служило тихим пристанищем для одуревшей от общества души. Дом был почти пуст, ни намека на роскошь но и ни одного признака нищеты. Такие люди нынче в моде. Мы всгда остаемся у него. Так мы на сто процентов погружаемся в местный колорит. Джа не любит фотографироваться. Он иногда сдавал пару комнат для любителей органического образа жизни и тогда утреннее было подобно сеансу спиритологов.
«Неважно навсегда это или на неделю, каждый человек пришедший в нашу жизнь меняет ее»
Он, как и большинство местных, на своей волне. Многие думали что у него в шкафу висит набедренная повязка из перьев, в которой он в полночь выходит выть на луну.
Здесь дети отбирают самые лучшие волны. Они с ревностью смотрят на «понаехавших». Могут и в «бубен дать» как их дикие серфгангстеры из соседней австралиии. Но тут не австралия. В Раглане народ мирный.К приехавшим относятся примерно так:
“А, из Окленда – бросай эту помойку, переезжай в настоящую Новую Зеландию”
А иногда из соседнего Гамильтона приезжают бандиты грабить оставленные на серф-парковке автомобили.
Внизу набирающие силу волны накатывались на холодный песок и тут же отступали с глухим гулом. Будто бы в замедленной съемке море опять наползло на сушу. Ветер всколыхнул длинные травы растущие на холме, потрепал музыку ветра у крыльца и исчез.
«Мы же часть этого». «Ничтожно малая часть».
Мы спускались по росистой тропинке к пляжу.
Кариой – гора-женщина продолжала изрыгать густую массу облаков. Они зловеще надвигались на городок, но ветер вовремя разрывал их в клочья, защищая утренние лучи солнца.
Это одна из четырех гор-вулканов, символизирующих простых людей-полубогов с трогательными и трагичными судьбами. Отвергнутая любовником она столкнула его в море, тот остался там навсегда. Спустя много лет мореалватель Д. Кук даст этому утесу имя Gannet Island.
Фельдмаршал Фитцрой Сомерсет Раглан служил с отличием в испанской войне под начальством Веллингтона, который в 1809 г. назначил его начальником своей военной канцелярии. Теперь их имена носят столицы – Веллингтон – столица государства и Раглан – столица серфинга и летнего умиротворения.
Читайте также
