Чайный домик на реке Сумида

После многоцветной, разноплеменной, по-разному одетой толпы городов Индии, люди на улицах Токио кажутся одинаковыми – похожими друг на друга: маленького роста, с золотистым оттенком кожи, в одежде европейского образца. Почти все хорошо одеты, изящно и просто, но покрой у всех один и тот же, как будто стандартный. Однообразие нарушают встречающиеся то тут, то там женщины и, гораздо реже, мужчины в кимоно, национальной одежде Японии.
Кимоно – длинный, широкий халат, запахивающийся крест-накрест, тесно облегая нижнюю часть тела от пояса до пят. Рукава снабжены добавочными четырехугольными лопастями-крыльями, грациозно вторящими движениям рук. У женщин халат придерживается на талии очень широким поясом, «оби», с непонятной шелковой корзиночкой, состоящей из двойной бантовой складки, сложенной в виде подушечки, на спине. Эта шелковая корзинка напоминает моторчик, приделанный к лодке. Когда японка в кимоно мелкими, быстрыми шажками идет по тротуару, кажется, что она плывет.



У мужчин кимоно, обычно, менее ярких цветов – синее, серое или черное, и вместо пояса с корзиночкой – обыкновенный широкий шелковый пояс.
Вечереет. Токио горит огнями вывесок и световых реклам, и авеню Гинза походит на Бродвей между пятьдесят седьмой и сорок второй улицами.
Но в маленьких улочках, густой сетью оплетающих главные артерии города, совсем другая жизнь; здесь легкие бамбуковые домики, точно состоящие из раздвигаемых и задвигаемых ширм, и вместо неоновых ламп перед ними часто висят большие желтые, расписанные цветами и буквами бумажные фонари с электрической лампочкой, а иногда и просто зажженной свечкой внутри. Здесь ютятся (в неисчислимом, кажется, множестве) японские чайные и закусочные, иногда такие маленькие, что не больше пяти-шести человек могут поместиться в них одновременно. Здесь же находятся ночные кабаре и бары, и чайные домики гейш.
Гейши! Маленькие женщины в высоких париках-прическах и удивительных вышитых кимоно, экзотические бабочки Японии! Что такое их «чайные домики», где они живут и принимают посетителей? Кабаки? Клубы? Театры?
Знакомые японцы взялись показать нам гейш. Небольшая группа американцев присоединилась к нам, все горели нетерпением увидеть этих таинственных женщин, разрешить загадку о том, что представляют собой они.
Мы долго ехали по ночному громадному городу, направляясь к Йошичо, традиционному кварталу гейш, на берегу реки Сумида. Быстрая светлая река, Сумида всегда была любимицей японских художников. Они любили изображать ее веселые волны, по которым скользят легкие лодки рыбаков; геометрический узор как по линейке расчерченных рисовых полей на ее берегах; летящих над рекой птиц, полет которых чертит письмена в небе; и, среди колышущихся камышей, красавиц в длинных шелковых кимоно со струящимися складками, удящих рыбу. Раньше, Йошичо, поселок гейш, находился в окрестностях Токио среди садов и полей; постепенно, разросшийся город сомкнулся вокруг него. На берегах Сумида выросли фабрики, и там, где были рощи деревьев, теперь дымят трубы. Но рядом с ними чайные домики гейш, окруженные садиками, остались неприкосновенными и как будто неизменными.
Автомобиль остановился у ворот одного из таких домиков на берегу реки. Ворота вели в сад. Дорожка из больших, плоских, разной формы камней, разделенных между собой бархотной полоской зеленого мха, направлялась к дому. Мне показалось, что, вступив на эти камни, мы вошли в гравюру японского художника, каким-то чудом ожившую. Светила полная луна, отражаясь в воде реки. На фоне ее белого диска выделялась, точно черной тушью нарисованная, изогнутая ветка японской пихты. По бокам дорожки стояли каменные фонари в виде домиков на высоких каменных подставках (в прошлые, далекие времена, такие домики служили алтарями, куда клали приношения богам и духам предков). Вокруг фонарей росли японские карликовые деревья, с толстыми упитанными стволами и тоненькими и короткими ветками, опушенными длинными зелеными иглами. Миниатюрный водопадик низвергался со «скалы» вышиной в полтора метра и серебряным ручейком журчал среди зеленого газона, впадая затем в небольшой круглый бассейн. В бассейне плавали крошечные рыбки и рос одинокий лотос, поднимавший свой нежный розовый цветок над зелеными листьями в форме сердца, плававшими на поверхности воды.



Такие садики характерны для Японии. В этой стране любят все миниатюрное, и «маленькое» считается красивее «большого». Маленькие люди, маленькие растения, дома и вещи; маленькие изящные куколки и чашечки.
У входа в дом нас встретили две женщины в одинаковых синих кимоно; это были не гейши, а их прислужницы. Церемонно, с поясными поклонами, они провели нас навер по широкой деревянной лестнице; на ступеньках не было ни пылинки, светлое золотистое дерево их блестело как лакированное. Мы оставили внизу ботинки и надели матерчатые туфли без задков, приготовленные для гостей, стоявшие в ряд у подножья лестницы.
Наверху ждали несколько женщин в таких же синих кимоно. Нас усадили на подушки вокруг длинного низкого деревянного стола. На столе мгновенно появились фарфоровые стаканчики с зеленым чаем и затем – изящные тарелочки, на которых были разложены маленькие бутербродики с чем-то непонятным.
Откуда-то из-за ширм вышли девушки в богатых шелковых кимоно и высоких черных париках; слегка улыбаясь они кланялись в пояс, «не сгибаясь», а как-то складываясь, причем гигантская бабочка пояса на спине точно взлетала вверх… По-английски они не говорили, и разговор с ними мы вели через нашего знакомого японца. Они вежливо осведомились, как мы себя чувствуем, как нам нравится Токио, чем нас можно угостить и выразили благодарность, что мы их навестили.
Очень хорошенькие, они казались одинаковыми, может быть благодаря своим одинаковым парикам. Их лица и шеи были белы как мел, белизною маски Пьеро. Эту белизну еще оттеняла чернота париков.



«Они посыпают лицо и шею белой пудрой, или красят раствором рисовой муки; чем белее, тем считается красивее», - сказал наш знакомый. Он объяснил нам также, что эти девушки были младшие гейши, которые всегда носят парики. «Старшие гейши» париков не надевают и делают прически из собственных волос. «Чем же они различаются, кроме прически, - возрастом?» «Не только возрастом. Гейши проходят специальную школу, со строгим уставом и дисциплиной, они получают некоторое общее образование, но, главным образом, их учат танцу, музыке и пению, и манерам – тысячелетнему «этикету гейш»».
В курс обучения входят также наука составлять букеты и украшения из цветов и священнодействие «чайной церемонии» (церемония эта, «шанойу», устраивается соответственно традиции и правилам и более походит на службу в храме, чем на западное чаепитие; надо сознаться что «шанойу» бесконечно утонченнее и красивее нашего «five o`clock tea»).



«Старшие» гейши обычно говорят по-английски и в совершенстве играют на японской гитаре, «шамизен». Они знают много разных игр и умеют забавить и развеселить.
Кроме чая подали горячее «саке» в фарфоровых кувшинчиках, похожих на вазочки для цветов. «Саке», рисовое вино, всем понравилось; оно не очень крепкое, не крепче хорошего столового вина, чуть-чуть горьковатое и пахнет ржаной корочкой и немного черемухой. Гейши, как птички, присаживались на несколько минут между нами, молча улыбаясь, наливали саке в крошечные фарфоровые чашечки. Старшая из них, без парика, просто причесанная, в белом вышитом кимоно, хорошо говорила по-английски; она села у стола в центре нашей группы и спела несколько японских песен, аккомпанируя себе на гитаре. Японская песня совсем не похожа на песню Индии, мелодия которой вьется как лиана и бесконечно повторяется, ни на китайскую, которая звенит колокольчиками – в ней есть падения и взлеты, как в музыке Бали, и она, как мне показалось, ближе к «западной» музыке.
Затем «младшие» гейши протанцевали традиционный японский «танец приветствия»: медленные движения с поясными поклонами и с неизменными веерами в руках. С этого танца (есть очень много его вариаций) всегда начинается японский балет, как светский, так и религиозно-ритуальный.



Следующий номер в программе были «светские игры». Сидя вокруг стола на тех же местах, быстро передавали друг другу какой-нибудь предмет под музыку гитары; внезапно музыка обрывалась, и тот, у кого в руках в этот момент был передаваемый предмет, считался проигравшим и должен был исполнить какой-нибудь номер по собственному выбору. Молоденькая белокурая американка спела американскую народную песенку; другая продемонстрировала импровизированный танец, составленный из разных фигур «square dance». Наш украинец затянул «Реве тай стогне Днипр широкий» и удостоился бурных аплодисментов.
На мою долю досталось участие в состязании в ловле кукол. Вам завязывают глаза и дают в руки палочки, длиной с карандаш, которыми обычно едят рис. Играющих двое, между ними навалена куча целлулоидных куколок. Состязание состоит в том, чтобы из кучи наловить палочками (которые нужно держать в одной руке, как за обедом) как можно больше кукол. Потом вам развязывают глаза, вы подсчитываете куколки, у кого больше тот выигрывает.
Куколки скользкие, и палочки тоже, и меня не слушались. Когда через три-четыре минуты нам сняли повязки с глаз, передо мной лежала всего одна розовая одинокая куколка!
В подобные игры мы все играли в детстве, и было странно, что играющие – взрослые, в чайном домике гейш, в далекой-далекой Японии!
Вскоре мы стали собираться; на прощанье обменялись поясными поклонами. Чайный домик и гейши остались позади, как декорация к “Мадам Баттерфляй».
Конечно, это было очень поверхностное знакомство, тем более что не удалось с гейшами поговорить.
- О чем вы с ними говорите? Как проходит вечер? – спросила я нашего провожатого японца.
- Мы пьем чай у окон, выходящих в сад, смотрим на реку. Смеемся вместе с ними, шутим. Им можно все рассказывать, они слушают. Иногда мы устраиваем обеды, для избранных друзей или высоких гостей, и приглашаем гейш. Но это стоит очень дорого.
- Что же они делают на этих обедах?
- Садятся меж гостями, разговаривают, смеются, наливают саке. Также поют или танцуют.
Гейши – не куртизанки, они – актрисы. Но между ними и зрителем нет рампы, и сцена их театра – вся их жизнь.