Непальское похождение




Я не была здесь четыре года. За это время подзабылись проблемы и трудности, зато перед глазами были потрясающие фотографии, сделанные за предыдущие три похода по Гималаям.
Внимательно изучив карту, я нашла лучшую точку для съёмки: семитысячник Пумо Ри напротив Эвереста.

Составить мне компанию никто не захотел. Ибо чуть в стороне от обычных маршрутов, гестхаусов нет. Да и опасно: лавинное место. Меня это всё не очень смутило. О вершине Пумо Ри конечно речь уже не шла. Я слишком чайник для таких подвигов. Поэтому компромисс: не до вершины. И у меня будут шикарные закатно-рассветные съёмки Эвереста.



И вот я страшно довольная приземлилась в Катманду. Многие этот город не любят: типа пыльный, шумный. А мне очень нравится: атмосфера там совершенно особая, аромат благовоний, позванивание колокольчиков, бибиканье транспорта (вместо парктроника у местных), Ом-мани-падме-хум повсюду на улицах… Землетрясение изменило город: слава Шиве, исчезли корявые дороги с фанерными хижинами по пути из аэропорта. Но сильно пострадала историческая часть: самый большой храм, построенный при короле Джаяпракаш Малла, был разрушен, осталось только основание. Другие храмы получили декоративное дополнение в виде подпорок и даже соответствующий дорожный знак.



Утром первым рейсом – заброска в Луклу, крошечный аэропорт, откуда начинается пеший маршрут. Здесь такой рельеф, что трудно было отыскать более-менее ровную площадку под аэропорт. Взлётка очень короткая, с уклоном и поворотом, с одной стороны ограничена скалой, с другой - обрывом.
Меня встретил заспанный Денис Алимов с обгоревшим носом – руководитель турклуба, с которым я раньше путешествовала. Он мне сильно помог в организационных вопросах.
Денис посоветовал для первых переходов взять портера: пока нарабатывается акклиматизация. И привёл пожилого таманга. У местных народов национальность является также фамилией, поэтому звали его Нооленг Таманг. И мы сразу ушли на маршрут.



Я радостно поглощала холодный прозрачный воздух. Нооленг попутно заходил перекусить к своим друзьям, и я имела возможность посмотреть на быт тамангов в неформальной обстановке. Это было здорово. Я была не частью группы, а частью Сагарматхи.
За четыре года, истекшие с моего предыдущего приезда, подросло новое поколение детей. Они теперь не столько вымогали конфеты, сколько фотографировали туристов на китайские смартфоны. Здесь выше всего ценились удачно скорченные рожи.



За два дня мы пришли в Намче-Базар: колоритный посёлок, столица шерпов. Поскольку был не сезон – декабрь, гестхаус был почти пустой. В зале сидела маленькая девочка, рисовала и одновременно смотрела какие-то кошмарные мультфильмы. Звали девочку Долма Шерпа, она оказалась очень смышлёная и развитая: в свои пять лет уже ходила в школу и немного говорила по-английски. Кстати, мультфильм был на непальском. А родной её язык – шерпа. Он локальный и не имеет письменности, поэтому им одним не обойдёшься.

Заглянула в один из многочисленных магазинов снаряжения. Продавщица каким-то образом идентифицировала во мне русскую и похвасталась, что у нее на почётном месте фотографии русских альпинистов. К моему изумлению, это оказались мои друзья: Борис из Минска, Саша из Нижнего Тагила и Паша из Екатеринбурга, и с ними наш клайминг-гид Нима, которого я тоже отлично знаю, по совместительству муж продавщицы. Фотографии были с их восхождения на Ама-Даблам. Вот поистине мир тесен.

Проведя акклиматизационный день в Намче и окрестностях, я в одиночестве двинулась в сторону Гокио. В прошлый раз мы шли группой в сопровождении портеров, теперь пришлось тащить рюкзак - преодолевать длинные подъёмы и спуски оказалось намного тяжелее. Я не дошла до планируемой стоянки и остановилась в другом посёлке, пораньше. Кроме меня в гестхаусе заночевали двое молодых братьев-австралийцев, которые весь вечер вдумчиво рубились в шахматы и одаряли меня ослепительными улыбками. Австралийцы были одеты в пляжные бермуды, чем вызывали мою зависть, ибо я оставила легкую одежду в Катманду. Декабрь оказался теплее чем я рассчитывала, но ночью был минус.

Ближе к вечеру встретила стадо яков с погонщицей в национальной юбке и розовой кофточке, которая подгоняла своих подопечных шлепками и тумаками. Меня так заворожило зрелище этой умилительной компании, что я немного заблудилась на склоне холма. Осмотревшись, двинулась в предполагаемую сторону туристической тропы, и тут меня окликнули сверху: - Леди! Тропа там!
Это был довольно носатый турист с большим рюкзаком и тёмными кудрями.
Он выглядел удивленным. Ясно, я смотрелась как гималайская версия Красной Шапочки.
- Вы откуда?
- Из России, а вы?
- Из Греции. Вас как зовут?
- Галина – греческое имя. А вас?
- Иван! Русское имя!
Иван умчался вперёд. Следом появился еще один, в такой же зелёной термушке и с еще более характерным профилем, словно срисованным с древней амфоры. Я к тому моменту вспомнила единственное известное мне греческое слово, почерпнутое из книг Даррелла:
- Калимера!
Ошибочка: это, оказывается, «доброе утро». «Добрый вечер» будет «калистера». Второго туриста звали Георгий, он был из Салоники.

Мы остановились отдохнуть на перевале. К грекам присоединился швед по имени Давид, и где-то позади пробирался четвертый участник их экспедиции – шри-ланкиец. Они шли на Лобуче, как и мои русские друзья. Мы вместе добрались до следующей стоянке в Мачермо. Солнце уже ушло за горизонт, резко похолодало, и не оставалось времени ни на отдых, ни на утепление. Георгий забрал у меня фотоаппарат, Иван отдал свои перчатки. Как выяснилось, моя сегодняшняя дистанция оказалась намного длиннее чем у этой четвёрки. Они были впечатлены моей силой, но мне просто не хотелось идти одной в темноте.
Наутро греки, как я условно их назвала, быстро меня обогнали и ушли вперед. Я не пыталась с ними состязаться и продолжила свою прогулку. Дорога была скучная до самых озёр Гокио – они очень живописны, я здесь свернула с тропы чтобы пофотографировать лёд.



Внезапно возникло ощущение опасности – я осмотрелась: в нескольких метрах здоровенный черный як не просто за мной наблюдал – он, скотина, подкрадывался, прячась за камнями. Яки могут быть очень опасны: если сочтут что вы покусились на их территорию; они способны на стремительный и хитрый бросок, и вы можете очень сильно пострадать. Я вполглаза следила за зверюгой, уходя вдоль кромки берега и готовая в случае нападения метнуться в воду. Но як понял что его происки вычислены и потерял ко мне интерес.
В Гокио я снова оказалась в одном гесте с австралийцами. К моему изумлению, они и здесь, на 5000, снова разгуливали в своих штанишках с пальмами и вдобавок в пляжных тапках. Хотя всё же в куртках и шапках. Я заявила что они крейзи острелиан. Они ответили что я сама крейзи – в мороз без шапки.

Владелец геста был пожилой шерп по имени Шульдим. Отец пятерых взрослых детей, живущих по всему Солукхумбу. Одну из его дочерей я встречала по дороге – весёлая красавица в фиолетовом платье с традиционным полосатым передником – банде.
У Шульдима имелся брат по имени Таши, убеждённый буддист, который ходил повсюду, перебирая чётки и читая мантры. Он с уважением отнёсся к моему православию, если конечно знал что это такое, но не одобрял религиозный микс, который присутствовал в Катманду. Индуизм ему не нравился. Я не стала вдаваться в детали касаемо разницы между тибетской версией буддизма и исходником, но спросила как он относится к религии бон-по. Ответ был: «Это индуизм». Я: «Как!!» Таши подумал и поправился: «Это буддизм». Не исторически, но фактически Таши был прав: бон уже полностью слился с ламаизмом. В бонских храмах повсюду портреты лам, в буддистских - черепа и фигурки торма - символика кровавых жертвоприношений.

Утром на берегу озера стоял элегантный чёрный вертолёт, собираясь взлетать. Я включила видеозапись, рассчитывая что вертолёт красиво нарисуется на фоне массива Чо Ойю, но он полетел прямо на меня. Я с трудом удерживалась на ногах в вихревом потоке от его винтов и показывала пилоту большой палец, выражая свой восторг от такого эффектного образа действий, а он, видимо польщённый, чуть не впоролся в скалу, ушёл от неё боком в опасной близости от высокого берега, набрал высоту и улетел в сторону Намче.
В отличном настроении от продуктивно начатого дня я отправилась дальше. Среди камней скакали ушастые горные тушканчики - пищухи, "маунт мусА".
Гигантский ледник Нгозумба тянулся параллельно тропе, издавая странные стенающие звуки, которые резонировали в скалах. Видимо, идет активное разрушение ледяного массива. Я прошла немного дальше четвёртого озера, оно расположено выше третьего и было полностью покрыто льдом.

Впереди был перевал Чо Ла, довольно стрёмное место, только на последних картах там убрали пометку «смертельно опасно». Я поначалу хотела его обойти, но Денис отсоветовал, чтобы не терять несколько дней. Трепетно относясь к своей шкуре, которой и так то и дело достаётся, я решила нанять проводника. Это оказался здоровенный 28-летний парень с опытом Эвереста по имени Шеринг Шерпа. Опыт-то Эвереста у него имелся, но он был не в курсе состояния ледника за собственным домом, а ледник сильно протаял и провалился.
Мы шли по осыпающейся стенке, под нами и над нами было по 5-6 метров, наше продвижение вызывало цепную реакцию. Если бы за нами шёл кто-то ещё, он вполне мог осыпаться вместе со стенкой. Сам ледник стал намного уже по сравнению с моим прошлым визитом, мы быстро его пересекли. На той стороне продолжало всё осыпаться, я порадовалась что у нас здесь стабильно, подняла голову и меня замкнуло: над головой нависали смёрзшиеся гроздья здоровенных валунов… Шеринг тоже их увидел и занервничал, но я не могла идти быстрее по этой тропе…
Потом я спросила: а почему мы не пересекли ледник в районе первого озера? Шеринг ответил: нет, там всё протаяло, можно по шею провалиться в воду. Это было неверно, греки прошли без проблем.
Шеринг спросил, где находится моя страна: здесь Индия, здесь Китай, а где Россия? Я нарисовала на песке карту: Китай, Непал, Индия, Пакистан, Эмираты, а сверху над всем этим Россия. На лице моего проводника выразилось вежливое недоверие, так что в ближайшем гесте я подтащила его к карте мира, приколотой к стене, и показала Россию.

В Драгнаге у владельцев гестхауса была самостоятельная четырёхлетняя дочь, которую вполне любящий папа называл просто "бумо" - девочка. Также имелось стадо разноцветных яков и маленький вихрастый бычок с пробивающимися смешными рожками. Я скормила ему все куски лепешек, завалявшиеся у меня в сумке и заказала на ужин стакан горячего молока. Оно было похоже на топлёное, с ароматом сухой травы.

На перевал Чо Ла серьезные путешественники выходят затемно. Мне это было лениво, мы вышли в девять. Залили термос, захватили пирожки с картошкой. В поле видимости никого не было, все ушли раньше. Шеринг уже смирился, что я залипаю на птичек и ручейки, стоял и терпеливо ждал, когда я всех переснимаю на своём пути. А это были тибетские улары – симпатичные толстые фазаны.
Они пасутся стаями, собирая какие-то семена и кусочки, переговариваясь нежным мелодичным щебетанием. Шеринг сказал что их не едят – это буддистская святыня.
Вскарабкались на перевал – это набор высоты с 4700 до 5300. Сели, приятно перекусили и пошли вниз. Спускаясь, увидели издалека команду Ивана. Они медленно и осторожно пробирались по снеговому карнизу. Шеринг посмотрел как они там ползут, цепляясь как пауки, и решил идти по нижней тропе. Ниже начался ледник – не такой как Нгозумба, а безумно скользкий и горбатый. Не всегда с первой попытки удавалось надёжно врубиться кошками. Шеринг то вырубал ступени ледорубом, то прощупывал моей горной палкой путь впереди, и мы шли, держась за ледоруб и страхуя друг друга таким образом. Я раза три срывалась, один раз сорвался Шеринг, и я смогла его удержать.
Когда мы прошли этот участок, шерп сказал что никогда не видел Чо Ла в таком опасном состоянии. На повороте мы догнали греков, я отдала им остатки чая.
Мы оставили ребят на отдыхе и убежали вперед. Продолжался довольно крутой спуск, иногда приходилось сползать на руках. Меня охватила эйфория: перевал успешно пройден, я совсем не устала, мы обогнали таких сильных спортсменов как греки! Шеринг посмотрел как я прыгаю по камням и отдал мне обратно мою палку, но она оказалась сломана. Поскользнувшись на сыпухе, я не смогла ею зарубиться и очень неудачно упала на руку. Кисть мгновенно начала багроветь и всячески выражать свое недовольство. Я схватила кусок льда, это оказалось волшебное средство: рука вернулась к своей естественной раскраске и боль почти прекратилась, причем и дальше не причиняла особого дискомфорта, хотя я была уверена что ситуация скверная. Впоследствии там оказался двойной перелом со смещением.

Группы собрались в посёлке Дзонгла. Недоставало австралийцев. Все за них переживали, но сотовая связь не работала. Сезон кончился – вышки отключили. Женя с Арсением допинали владельца гестхауса, чтобы поискал их по спутниковому телефону: парни нашлись в Драгнаге – не рискнули идти через перевал и вернулись.
Иван дал мне эластичный бинт, чтобы как-то прихватить отваливающийся мизинец. Шеринг, к моему смущению, сидел с глазами, полными слёз и ничего не ел. Я совершенно его не винила: всегда следовала правилу не покупать дешевого снаряжения, а эта палка была самая плохонькая и вдобавок старая. Чтобы подбодрить моего опечаленного проводника, громко всем рассказала какой он крутой, замечательный и был на Эвересте.

Наш договор с Шерингом закончился и он пошел домой, прихватив мои новогодние подарки для жены и дочки. Я поселилась в Лобуче: идти на безлюдный склон лавиноопасной Пумори с травмой было бы полным безумием...



Это было 22 декабря, через два дня здесь ожидалась русская группа. Вдоль тропы тянулась длинная морена, а за ней находился живописный ледник Кхумбу. Над ним возвышалась Нупцзе – пик, который у меня с первого знакомства вызывал дикий восторг.



В гестхаусе можно было немного зарядить электронику от солнечных батарей. Сотовая связь не работала, но можно было купить несколько часов интернета. Я пыталась по мейлу связаться со страховой компанией, но ответа не было. Я надеялась что придут друзья-восходители и придумают чем мне помочь.
24 декабря вышла встречать группу Дениса, чтобы не искать их потом по гестхаусам. Они не пришли. Греков тоже не видела, хотя они назавтра должны были идти на восхождение - пошли к базовому лагерю Эвереста и куда-то девались. А в ту сторону и обратно пронеслось шесть вертолетов - что-то там случилось, и я боялась за моих друзей.

Удалось перехватить Дениса в онлайне, он с местной симки дозвонился до страховой и сообщил мне другую их почту. Я запросила вертолёт, но представителям обязательно хотелось общаться по телефону. Я понимала, что в тёплом офисе сложно представить себе мою обстановку и терпеливо разжёвывала им ситуацию.
В этот день над Нупцзе появились снеговые «флаги», у нас в долине Кхумбу тоже задул сильный ветер. Стало ясно, что погода портится. Вдобавок ночью я заболела. Дикий кашель, слабость и нехватка кислорода. Проблемы с акклиматизацией исключались, а вот начинающийся отёк лёгких на фоне простуды вполне мог быть. Зашла в интернет: страховая продолжала куковать, требуя телефон и контактное лицо. Я повторила что нет ни того ни другого и задумалась.
Если мой диагноз верен, через сутки я не смогу уйти самостоятельно. А если погода испортится (как по факту и случилось), то вертолёт не сможет приземлиться. А еще сусутки – и я труп. И это – только моя проблема. И решила уходить в Намче...
По пути меня догнал Женя. Отдал одну свою палку. Я шла медленнее обычного – с палкой в левой руке проходить спуски было неудобно. Женя терпеливо меня дожидался, на мои извинения ответил коротко: «Своих не бросаем!»



В сумерках мы были в Намче. После ужина Женя зашел в гости вместе в Аркадием, мы радостно галдели и пили пиво, пока парней не выпроводила хозяйка геста. Они уходили в Луклу и потом летели на Гоа. Ещё через день я вышла купить яблок и встретила греков, и мы втроём образовали вопящую и пищащую кучу под изумленными взглядами местных. Они на восхождении попали в тот шторм, в облака и ветер, на вершину поднялся только Давид.

Вернулась группа Дениса. Их отель был крутой, с электрическими простынями, но толку от них было ноль, поскольку во всём Намче уже неделю не было электричества. Вечером 31 декабря собралась интернациональная компания, сформировался стихийный оркестр из американцев, израильтян и непальцев, играли на чём попало, я у них была ударником на железной печке.



Развесили воздушные шарики, украсили сосну снежинками из салфеток, зажгли свечки, включили прошлогоднюю речь Президента на айфоне Дениса. И спать.
Наутро уходили в Луклу. Я быстро отстала ото всех - во-первых мне попались какие-то совершенно сказочные разноцветные фазаны, во-вторых спускалась очень осторожно, чтобы еще раз не кувырнуться. Часов через шесть, проходя очередной посёлок, увидела худую фигуру на пороге одного дома, спросила сколько еще идти. Это был стриженый молодой шерп со строгим лицом, я подумала – недавний выпускник монастыря. Я уже брела дальше по тропе, а он догнал меня, сказал что хочет поздравить с Новым годом и повязал на шею красную верёвочку с хитрым узелком, потом обнял и мы стояли так некоторое время. Не знаю что за технику он применил, но я ощутила себя как новая и готова была снова идти дальше. Но у молодого человека имелись немного другие мысли на этот счёт и он принялся рьяно меня целовать. Ну да, только тантры мне сейчас не хватало... Откупилась аккаунтом в фейсбуке. Его имя Мингма, зовёт в гости. Он и в самом деле был монахом.
Стемнело. Я при свете свете фонаря не разобралась на местности и пришла в какой-то тупик. Вижу - позади идёт кто-то с фонарём. Спрашиваю, где тропа? Мне ответил такой же дрожащий женский голос, и дальше мы пошли вдвоём. У этой девушки был навигатор, она сказала что знает куда идти. Тропа пошла вниз. Я тихо приходила в отчаяние: мне казалось - Лукла близко, а к ней дорога идет вверх, значит мы еще не дошли до этого подъёма. Позади фонарь остановился. Оборачиваюсь - девушка смотрит в навигатор: «Прости... мы пришли к школе.»
Мы смотрели в навигатор, собираясь с духом чтобы признать факт что заблудились. Здесь школа, там храм. Девушка показала поселок на экране: нам туда. Говорю, нет: так мы пойдем назад к Намче! Нашла аэропорт, сориентировались. «Комбэк? - Комбэк…»
Девушка оказалась японкой. Навигатор у неё был хороший, только местность она не знала. Мы проблуждали в общей сложности два часа.
Было первое января, в пабах Луклы горел свет и шли гуляния. Я ввалилась в гестхаус, Денис встретил меня словами: «Как-то долго ты шла».

Какая-то магия в Солукхумбу определённо есть. Имея представление о трудностях и опасностях вместе с заморочками местных жителей, и даже не любя особенно горы, спустя год-другой начинаешь тосковать по этому месту. И открываются новые грани, и снова чувствуешь себя здесь как впервые. Единственное что не меняется - это братство на маршруте. Туристы проводят вместе вечера, слушают песни, рассказывают о своих странах, таскают еду друг у друга из тарелок.

Приключения преследовали меня до Москвы. Домодедово посыпало ледяным дождем, он не принимал рейсы, мы сели в Шереметьево, заправились, подождали и перелетели в Домодедово. На паспортном контроле на вопрос "откуда вы прилетели" шутники отвечали: из Шереметьево.