Путешествие ассистента, или род отважных Сычегеров. часть 2

Первые кадры
Когда двигатель вездехода замолчал окончательно, мы услышали лай собак. Халим Галимович объявил официально, что мы приехали. Тут начался небольшой кипеш. Наше прибытие надо было снимать, а так как все еще находились в состоянии легкого балдежа, то четкого плана действий ни у кого не было. Впрочем, он был и не нужен. Что было необходимо в данный момент, так это непосредственность и раскрепощенность. Слава и Андрей распаковывают аппаратуру. Вот мы вылезаем из вездехода... Виктор Алексеевич, как главный герой фильма, идет впереди всех. За ним видеооператор и звукарь. Мы с Ольгой идем следом. Я тоже достал свою камеру. Снимаю. И, вот они – местные!!! Два человека. Один молодой, другой постарше. Эвенки. На заднем плане чум, вокруг чума небольшая изгородь. Внутри этой изгороди, видимо, все их хозяйство. По периметру изгороди привязаны собаки. Лают они хором. Виктор Алексеевич, как военный комиссар, по-деловому жестикулируя, объясняет оленеводам цель своего визита. Слово в слово я, конечно, не воспроизведу, но смысл тот же. – Мы приехали к Вам, чтобы познакомиться с Вашим укладом жизни, посмотреть, как Вы тут живете, узнать о Ваших проблемах и т. д. Слава с видеокамерой и Андрей со звукозаписывающей аппаратурой фиксируют эту встречу со всех ракурсов. Ходят кругами, и нам с Ольгой приходится тоже ходить за ними кругами, чтобы не попасть в фокус Славиной камеры. Я разглядываю лица оленеводов с пристрастием – что за люди такие… Чуть вдалеке стоят наши провожатые и тоже пытаются не попасть в фокус камеры – видимо, их Ольга предупредила. По-моему, диалог происходит несколько натянуто, или мне это только кажется. Или может, потому что сами эвенки люди немногословные, но в основном говорит только Виктор Алексеевич. Его слышно больше всех.

Знакомство
Потом поступает предложение поговорить с самым старшим представителем "племени", и через некоторое время из чума появляется маленький сгорбленный старичок. Дедушке этому на вид лет восемьдесят. Я услышал, как он представился Лазарем Петровичем. Теперь уже наш парламентер Виктор Алексеевич общается с ним. Они вдвоем присаживаются у костра, весь остальной народ толпится вокруг. Я разглядываю Лазаря Петровича пристально и прихожу в восторг. Он полностью соответствует моему представлению и образу старого оленевода. Голос у него тихий и невнятный, но я разбираю некоторые слова. Лазарь Петрович жалуется, что дети его умирают, и поскорее бы уже самому... -Вот, на днях сына похоронил, а еще чуть раньше дочь умерла. Какая же это жизнь, когда детей, одного за другим хоронить приходится. Говорит, что никто к ним сюда не приезжает, никто и ничем не помогает. Виктор Алексеевич задает вопросы о социальной помощи, мол, администрация области выделяет деньги на поддержание жизни малых народов. – Доходит ли помощь до Вас? – Нет, ничего до нас не доходит. Прилетали тут недавно на вертолете, интересовались, обещали – это, другое, пятое, десятое... Рацию обещали, лекарства, еще что-то... Улетели, и всё на этом. Виктор Алексеевич говорит, что разработана целая программа по поддержанию жизни коренных народностей Сибири, и он, как президент "Ассоциации малых народов", именно с этой целью сюда и приехал, чтобы снять фильм и показать его тем, кто распоряжается и распределяет эти средства. А может и вообще кто-то прикарманивает себе эти деньги, значит, надо разобраться и восстановить справедливость. Звучит это все очень внушительно и благородно. Кажется, все тронуты, однако я обращаю внимание на молодого парня, который стоит рядом со мной, и говорит то ли мне, то ли себе самому: "Нахрен мы тут никому не нужны. Переливают только из пустого в порожнее, и больше ничего". Я пока не задаю никаких вопросов. Еще слишком скованно себя чувствую. Для меня они сейчас, клянусь, как инопланетяне. Я в основном не столько слушаю, о чем идет разговор, сколько смотрю по сторонам. Мы находимся на территории стойбища оленеводов. Стойбище это пренадлежит семейству Сычегер. Они тут все родственники. Лазарь Петрович – глава рода. Ему семьдесят восемь лет. На охоту он уже давно не ходит (это я понимаю из их с В. А. разговора). Болят ноги, глаза не видят, сил тоже нет. Чум покрыт брезентом, внутрь его пока не заходим. А мне не терпится... Оленей пока тоже не вижу. Фраза "ах, вот ты какой – северный олень" у меня наготове.
Контакт
Между тем стемнело окончательно. Наш предводитель Виктор Алексеевич и дедушка Лазарь Петрович, ведут диалог. Вернее, Лазарь Петрович не перебивая слушает Виктора Алексеевича и, как мне кажется, уже слегка клюет носом. Мы потихоньку рассасываемся по стойбищу и начинаем пробовать вступать в контакт с обитателями этого края. Первый, c кем я заговорил, это Евгений. Это тот самый, который чуть раньше вслух выражал свой скепсис по поводу обещаний из области. Он сам подошел ко мне и спросил имя. Я представился. Он представился тоже и протянул руку. Тут же подошел второй – постарше. Зовут Иван. Ивану сорок пять лет. Он сын Лазаря Петровича. Евгений, племянник Ивана, и ему тридцать два. Так мы и познакомились. Это единственные мужики – добытчики на стойбище. На них все держится. Работа в лесу, охота, пропитание и безопасность. Есть еще один, но он сейчас в Ербогачене, и, вроде как, там женился месяц назад и все не может остановиться отмечать. Назвали они его – Томсон. То ли имя это, то ли фамилия, я так и не понял. Томсон, да Томсон... Как-то потихоньку напряжение и волнение спало, и нас уже приглашают ужинать. Мы – тоже не с пустыми руками – проходим в чум! Я – человек не маленький, и даже на просторе умудряюсь иногда что-то уронить или зацепить. В чуме мне приходится сложиться вдвое. Эвенки смотрят на меня с интересом... На полу оленьи шкуры, посредине буржуйка с дымоходом. Горит керосиновая лампа. Все усаживаются в круг. Странно, но на столе нет спиртного. Я лично не занимался закупкой продовольствия, но, по логике вещей, спиртное очень актуально в данном случае. Оказывается, Ольга не может найти сумку с водкой. Есть подозрение, что мы ее потеряли в аэропорту. Это не удивительно. Вещей было так много, что могли и потерять. Больше всех слышно Виктора Алексеевича. Он задает вопросы, делится своими соображениями. У него настоящий поток сознания. Вообще, не в обиду, конечно, будет сказано, но Виктор Алексеевич умудрялся на протяжении всей нашей поездки быть центром внимания. Это ему удавалось даже во сне. Только закрыв глаза, он начинал громко храпеть, да так, что у меня возникало желание уйти спать в вездеход, но холод не пускал, и приходилось приспосабливаться. Утром же я просыпался от его голоса, и создавалось ощущение, что этот человек не замолкает ни на секунду. Иногда к разговору подключается Халим Галимович. Он человек тоже не простой. В курсе всех таежных дел и семью Сычегеров знает очень хорошо. Лазаря Петровича не слышно. Он сидит на своем постоянном месте и, как мне кажется, вся эта шумная компания его угнетает. Да и не до этих разборок сейчас ему... Он, на полном серьезе, уже одной ногой в ином мире, и мысли его сейчас не здесь. Это я понял позже, по его поведению и когда несколько раз с ним беседовал. Он в ясном уме и твердой памяти, просто ему пора, и он это знает... Лазарь Петрович - милый старичок. Маленький, кривоногий и очень добрый. Чем то напоминает Йоду из "ЗВ". Палочка у него наподобие посоха. Я его расспрашивал о жизни, молодости. О родителях спрашивал, и он охотно со мной общался. Вопросы мои, иногда были глупыми, но Лазарь Петрович всегда был снисходительным. Я у него спросил – много ли он убил медведей за свою жизнь? Это, примерно так же, если бы у меня спросили – сколько я комаров прихлопнул…Слушая меня он все время хи-хикал. Ружье свое он уже давно не берет в руки, хотя лет пять назад еще ходил на промысел. Я смотрел фотографии тридцатилетней давности, на них Лазарь Петрович выглядит очень живописно. В оленьей тужурке, на плече карабин, стоит рядом с чумом. Фотографию эту сделали геологи, и она у него, похоже, единственная. Сидим, общаемся, привыкаем друг к другу. Они к нам – мы к ним. По внутреннему периметру чума сложены разные вещи. Кухонные принадлежности, какие-то журналы, продукты, одеяла и еще что-то. Все заполнено и все очень практично и компактно. Время проходит отлично, и постепенно, вместе с горячим чаем и горячей едой, на сердце устанавливается подлинная благодать. Нас набился полный чум, но кто-то выходит покурить, потом еще кто-то выходит подышать, и я уже могу расположиться более удобно. Ноги затекли, и появилась возможность их выпрямить. Очень непривычное жилище, но претензий никаких…

Женщины
Женская часть этого семейства присутствует в полном составе. Всего четыре женщины: Елена, Фая, Зина и Мария. Елена управляет всем хозяйством. На ней держится весь уклад. Подгоняет мужиков, если они начинают расслабляться, дает распоряжения, распределяет средства. А если надо, то и из ружья стрельнет... Может быть, я и преувеличил ее полномочия, но впечатление создалось именно такое. Елена, Фая и Мария – это родные сестры, дочери Лазаря Петровича. Старшая Мария, но я ее как-то не понял. Может быть, потому что она в другом чуме жила (чумов два), и на глаза практически не попадалась. Фая – флегматичная и молчаливая женщина. Она, конечно, тоже суетится по хозяйству, но в основном заметнее всех Елена. Есть еще Зина. Это молоденькая девочка, лет пятнадцати, с серой шалью на голове и с большими глазами. Она племянница трех сестер, и племянница Ивана, а вот кто ее родители, я не выяснил... Зина тоже по большей части молчит. Нас разглядывает внимательно и с любопытством. Она носит флисовую толстовку с логотипом американского баскетбольного клуба и красит губы... Итого, всех перечисленных обитателей этих пределов – cемь человек. Лазарь Петрович – отец и глава семейства, Елена, Фая, Мария, Иван – дети его. Евгений и Зина – внуки, но не дети его детей. Живут на два чума. Второй чум стоит чуть подальше, но является точной копией "нашего". И ограда вокруг него, и собаки, и все, что в ограде – все по шаблону.

Олени
Мы еще немного посидели в чуме, потом пошли к костру, и я увидел первого оленя! Потом уже, когда они целыми днями тусовались у нас под носом, и чуть ли не спрашивали закурить, мое восприятие притупилось... А сейчас, это был НОМЕР!. Я их никогда раньше не видел. Только на картинках и в мультиках. А вот теперь он стоит в трех метрах от меня и слегка похрюкивает. Конечно же, не как поросенок, но звук чем-то похож ... Рога его ветвисты и осанка горделива. На шее висит колокольчик, смастеренный из пивной банки... Я встаю из-за костра и с замиранием сердца подхожу к этому Божьему творению. Он тоже проявляет интерес, но его интерес чисто потребительский. Он мордой тянется к моей руке в поисках чего-то вкусного. Потом я выяснил, что они любят соль, и это самый верный способ, привлечь их внимание.
Особенности оленеводства
Может, у кого-то испортится аппетит, но наутро, когда я пошел по малой нужде, несколько оленей меня заприметили, и, только я начал писать, принялись с жадностью, толкая друг друга, тянуться к источнику. Сначала я опешил. Подумал…Даже представить немыслимо! Потом все прояснилось. Их интересовала водичка, лившаяся из меня. Некоторые даже умудрялись ловить струю на лету, а другие подставляли рот... Я был в замешательстве, и c трудом, уворачиваясь, и меняя позицию, довел дело до конца. Мне казалось, что я делаю что-то плохое и, если эвенки заметят, то мне будет неудобно... Потом Андрей, не сдерживая смех, рассказал мне про свой утренний туалет, и что с ним приключилось то же самое, а позже мы узнали, что это в порядке вещей. Олени очень любят соль, и находят ее где угодно. Оленеводы даже устанавливают между двух деревьев поперечину, выдалбливают в ней по всей длине желоб и писают туда. Олени приходят на стойбище и лижут, а кто первый, тот даже успевает испить. Для них это лакомство. Вот такие особенности оленеводства. Хоть и кажется это не эстетичным, зато в тех условиях жизни это практично и, в общем даже, органично. Впоследствии меня это уже не смешило.
Чум
Мы проводим первую ночь на стойбище. Ночуем в чуме. Конечно же, здесь тесно и неудобно. Я, Ольга, В. А, Слава, Андрей. С нами остались Лазарь Петрович, Елена и Зина. Все мы размещаемся впритык и надежда только на мгновенный сон, чтобы вырубиться и не осознавать эти тяготы. Остальные люди, включая наших проводников, спят в другом чуме, но их не меньше. Потушена керосинка, все пожелали друг другу приятных снов. Наступает тишина, и, вроде, даже Виктор Алексеевич закончил свой непрерывный спич. Его голоса не слышно, и я могу собраться с мыслями перед сном, и вроде, вот он – сон... Я с трудом нахожу самое удобное положение, закрываю глаза, и тут Виктор Алексеевич опять дает о себе знать. Его молчание оказалось, всего лишь, короткой передышкой перед железным нокаутом. Он начинает громко храпеть, мой сон в ужасе покидает мое тело и, хлопая занавеской чума, убегает в лес. В этой ситуации мне более всего жалко наших эвенков, и особенно, Лазаря Петровича. Лежит, наверное, сейчас, и проклинает того шайтана, который принес этих кинематографистов. Мало того, что чум оккупировали, так еще заснуть не дают. Еще раз хочу заметить, что ничего негативного я к Виктору Алексеевичу не испытываю, просто волны воспоминаний и впечатлений накатывают сейчас, и каждый миг кажется существенным и интересным. И, если быть честным на сто процентов, то я знаю, что, когда сильно хочется спать, то мне не помешает ни один Виктор Алексеевич. Даже десять Викторов Алексеевичей будут храпеть хором – я непременно усну. Видимо, организм мой был взвинчен и напряжен до предела, и впечатления, вспыхивающие в мозгу цветными картинками, не давали уснуть. Я все же засыпаю, а утром, разбуженный голосом все того же Виктора Алексеевича, встаю и выхожу на улицу. Там холодно, пасмурно. Мутное и невнятное солнце только создает видимость светлого дня. На самом деле по ощущениям кажется, что все еще ночь...
[b]Вторник