Туманы озера Неро

Эта история – не совсем история. Скорее это акварель, написанная словами по мокрой бумаге. Это образ, выхваченный из длинной вереницы образов, это лишь один долгий взгляд на древний город.

В Ростов Великий мы прибыли хмурым ранним утром. Дождя не было, но воздух был предельно насыщен влагой, и в любой момент сила тяготения могла взять верх и утянуть к земле витавшую в небе воду. Как мы и ожидали, в пять утра город был пустынным, еще не проснулся. Первый местный житель, попавшийся нам навстречу, был сонный рыжий пес. Он был рад людям, но весьма удивлен столь ранним их появлением возле вокзала, поэтому хвостом помахал весьма многозначительно и посмотрел на нас загадочно, будто у него было что нам сказать об этой утренней прогулке, но мы и сами скоро все поймем, так что незачем спросонья напрягаться. Второй ростовчанин, встреченный нами, оказался куда более разговорчивым, он выбрался к нам из-за забора гимназии и сразу вступил в диалог. Мы вежливо пожелали ему доброго утра, после чего продолжили свой пеший путь к центру, но незнакомца это совершенно не удовлетворило, и он увязался за нами, крича всю дорогу до Ростовского кремля. Интонации звучали тревожно, но мы, к сожалению, не поняли ни слова из его длинного монолога, так как до сих пор не выучили кошачьего языка, даром что являемся котовладельцами и усердно тренируемся каждый день.

Богородицкий собор Рождественского монастыря и церковь Николы на Подозерье

Толгская церковь

Кремль был пуст и, что вполне ожидаемо столь ранним утром, закрыт. Белые стены вздымались ввысь, в серое плоское небо и сами казались сероватыми, то ли от влаги, то ли от ветхости. Из-за стен, вытягивая на шеях колоколен разноцветные головы куполов, глядели изумленно церкви. Мы пошли гулять по городу, ожидая часа, когда он проснется, откроет лавки сувениров, уличные кафе и кремль, конечно. Мы шли, часы тоже шли, неуклонно считая минуты, а Ростов по-прежнему был пуст и тих. Мы уже бывали в других городах на рассвете, но еще ни разу не видели такой пустоты и не слышали такой тишины. Не ездят машины, не стоят на остановках хмурые люди, которым не хочется на работу, не пыхтят первые вахтовые автобусы, не бродят с метлами сонные дворники. Мы медленно шли по дороге в сторону Спасо-Яковлевского монастыря. Под ногами чавкала грязь, на листьях деревьев висели капли, деревянные домики потемнели от воды. Все краски были свежи и вымыты недавно прошедшим дождем. Улицы были красивы простой деревенской красотой, но скромная эта красота была подернута дымкой печали, и не только из-за серой унылости погоды. Во всем, что мы видели, читалась грусть увядания. Каменные стены обветшали и потрескались. Деревянные кружевные наличники избушек местами облезли и тронуты плесенью. Некоторые домики скособочились и глядят пустыми глазницами окон. Немало домов умерли в огне пожаров. Военный мемориал в запустении: меж плит растет трава, в клумбах цветут пышным цветом сорняки, скамейки спрятались в разросшихся кустах. Мы чувствовали себя неуютно, будто находились у постели дряхлого старика, и почти стеснялись своей молодости и жизни. Ростов действительно древний, ему больше тысячи ста лет, и он явно не пытается скрывать свой возраст.

Монастырские продукты

В Парке Победы

Пруд возле Парка Победы

Церковь Спаса на Торгу

Надвратная колокольня Спасо-Яковлевского монастыря

Избушка

Заброшенное здание

Еще заброшенное здание

Время близилось к семи утра, но город был по-прежнему пуст. В какой-то момент стало казаться, что случилась неведомая беда, что все люди покинули город. Возможно, довольно давно. Все сотворенное человеком быстро ветшает, если брошено и предоставлено себе, без неустанной заботы человека век его творений обычно недолог. Неужели мы пропустили что-то важное в новостях – Ростов брошен жителями? Нам стало жутковато, а в голову полезли сумрачные мистические мысли. Вот стоит черный обугленный скелет деревянного дома, а над дверью ярко-белыми пятнами – три голубя. Сложно представить себе более сюрреалистическую картину. Будто неспокойные духи сгоревших в пожаре, они сидят здесь, не в силах покинуть свой утраченный дом, а может, они отбывают здесь некое наказание, время которого они каждый день отсчитывают на счетах - минус день…

Голуби

От печальных дум нас отвлекла встреча с третьим жителем Ростова. Он оказался на нашем пути очень кстати, потому что мы поняли, увидев его, что если город и брошен людьми, то не всеми. Как минимум вот этот дядечка в советских трико и футболке, с усами и прической а-ля группа «Земляне», с эмалированным мусорным ведром в руке остался здесь. Правда, есть ощущение, что он выпал нам навстречу из 80-х годов через неведомую временную дыру, тем не менее, он выглядит весьма живым и даже вступает с нами в беседу. Как нам нравится Ростов, интересуется он, и мы не можем угадать, что скрывается за интонацией вопроса: ревнивая гордость за свой городок или легкая печальная ирония. Нами владеют смешанные чувства, и, дав уклончивый ответ и получив совет идти к Спасо-Яковлевскому монастырю и на озеро, мы продолжили свой одинокий путь по мокрым улицам.

Монастырь белел в тумане, вознося к небу стройные башни со звездами, похожими на морских ежей. За стенами нежными зелеными и синими цветами куполов высились церкви. Туман придавал монастырю почти потустороннюю акварельность, будто мы попали в иллюстрацию к сказке. За каменными стенами открывался вид на озеро Неро, и от этого вида дух захватывало. Любые слова были лишними, да и если бы мы стали говорить, все звуки, наверное, туман бы проглотил и утащил на дно. Тишина – единственное, что было и что могло быть там в этот момент. Эта красота должны была быть безмолвной.

Спасо-Яковлевский монастырь

Спасо-Яковлевский монастырь и озеро Неро

У берега, густо заросшего буйными травами, стоят две лодки, будто вмерзшие в воду. Камыши и рогозы нестройными рядами уходят в неподвижную серую гладь воды, провожаемые сочно-зелеными островами водорослей. Определенно, целая рота Иванов-царевичей может пускать сюда свои стрелы, Царевна-лягушка найдется для каждого. Ни одного дуновения ветра, ни единого всплеска воды. Озеро Неро кажется бесконечным, у него будто совсем нет берегов, кроме того, на котором мы стоим, лишь серая мгла воды неразличимо сливается с серой мглой неба. Кажется, что замерло все, даже время. Мы словно провалились в параллельный мир, где время течет иначе или его вовсе нет. На воде едва различима лодка с неподвижной фигурой рыбака. Сколько веков сидит он в этой позе с удочкой в руках? Бьет ли на дне лодки хвостом только что пойманная щука, тщетно пытаясь поймать жабрами кислород чуждого воздуха, или давно уже превратилась в хрупкий белый скелет? И вообще, когда мы сейчас? Он ли гость из прошлого или мы попали в его настоящее? Все непонятно, все скрыто мглой, мысли завязли в густом тумане, грань между мирами зыбкая и мерцающая.

Берег озера НероОзеро Неро

Лодки на берегу

Одинокий рыбак

Туман

Рассвет

Сколько времени мы провели на берегу озера, сказать сложно, счет ему был утрачен, но вот опаловым сиянием пробились сквозь пелену тумана первые лучи солнца. С трудом скинув с себя сонное оцепенение, стряхнув наваждение и разбросав вокруг клочья тумана, как собаки стряхивают брызги дождя, мы отправились к кремлю в надежде, что кто-нибудь в этом мистическом безвременье все-таки встал из постели (или восстал из мертвых) и соизволил открыть ворота.

Надежда почти оправдалась. Открыта была лишь калитка, но мы проскользнули в нее, как пара гигантских мышей, пользуясь тем, что некому было нас заметить и остановить. По эту сторону стен храмы предстали перед нами в полный рост и во всей красе. Преобладающий цвет кремля – белый, и весь он похож на поднос с зефирками, пирожными и тортиками. Коренастые башни стен с коричневыми лохматыми крышами – будто пирожные с шоколадной глазурью. Серебристые сахарные купола венчают громадные пирожные Спасского собора и церкви Воскресения, а зеленая глазурь куполов украшает тортик Иоанно-Богословской церкви. Чудесная колокольня с арками будто сделана из безе. Выделяется на подносе кремовая Одигитриевская церковь, мне она кажется самой вкусной, может, потому, что цвет у нее точь-в-точь как у лучшей яблочной пастилы. Целый сказочный замок из сладостей, отражающийся в зеркально-гладкой поверхности маленького прудика, и все это великолепие – только для нас, потому что вокруг опять ни души. Мы уже не удивились этому факту. По всей видимости, Ростов решил организовать с нами встречу тет-а-тет.

Звонница, Церковь Воскресения

Успенский собор, звонница, Церковь Воскресения

Одигитриевская церковь

Успенский собор

Ц. Иоанна Богослова, Красная палата

Церковь Воскресения

О чем хотел поведать нам своей тишиной этот ветхий старец, убеленный сединами времен и припорошенный пылью веков? Какие сны видит он в своей туманной дреме? Какие древние тайны и позабытые секреты шепчет в ушко чуть слышно тем, кто готов послушать? Не знаю: голос седого патриарха неразборчив и едва слышен, а говорит он загадками. Возможно, он чувствует себя дряхлым и немощным и напоминает о том, что его старые хрупкие косточки необходимо беречь, заботиться о них и трогать только нежными, мягкими пальцами, осторожно и трепетно. А может, он считает, что слишком стар для всей этой суеты, и хочет, чтобы его оставили в покое и не тревожили таинственных снов. Наверное, каждый, кто вслушивался в этот тихий голос, понял его по-своему и почувствовал что-то свое. Что касается меня, Ростов видится мне прекрасным, но увядающим цветком. Его нежные и уже полусухие лепестки опадают на древние камни, и легкий ветер несет их в пыли вечности по пустынным улицам, чтобы бросить в объятия озера, неизменного и вечно меняющегося, мерцающего туманом и волшебством, и плывут лепестки по зеркальной воде и, вспыхнув блуждающими огнями, растворяются в таинственном сумраке, расплываются в воде, будто акварельные краски на мокрой бумаге. Подобно романтичным особам прошлого, хранившим засушенный цветок между страниц своего дневника, я написала свою акварель из слов, чтобы в череде разнообразных дней и непохожих городов не затерялись виденные нами в Ростове Великом туманы озера Неро.