Тушети. Пастушьи байки
Перевал Накайчо на Пирикитском хребте я штурмовал два дня. В первый день я банально сбился с пути, причем в самом его начале. Южная сторона перевала оказалась испещрена звериными тропками, ручьями и вымоинами, и я просто запутался в поиске нужной, уйдя далеко на запад, к деревне Индурта. Где, ввиду усталости, подступающих сумерек и уже начавшегося дождя заночевал на веранде заброшенного дома. В сам дом я заходить не решился, хотя поддеть дверь плечом не составило бы труда.
Буйная фантазия, заводившая героев моих рассказов в мертвые деревни, теперь вовсю подпитывалась реальными переживаниями. Конечно, можно к этому отнестись со скепсисом, но мне и впрямь было жутковато оставаться в пустом, старом черном каменном доме, зная, что на десяток километров вокруг нет ни одной живой души. Волков и медведей я в расчет не брал. Расстелил на веранде пенку вдоль стены, забрался в спальник, подпер бок рюкзаком, положил рядом посох и на удивление быстро провалился в сон.
На рассвете начался сильный дождь, забарабанивший по просевшей крыше. Словно гусеница в коконе, я, приоткрыв глаза, согнул в спальнике ноги и прислонился спиной к стене дома. Пару часов пережидал, пока стихнет дождь. Включил на планшете старые выпуски «Осторожно, Модерн!» и время от времени с надеждой поглядывая на небо, начнет ли светлеть? Часов в восемь, когда пробившиеся лучи солнца моментально выжгли паром влажный зеленый склон, я тронулся в путь.
На пол-дороги из Индурты я заслышал гневный лай. Из-за поворота, чуть ниже самой дороги, показались десятки овец. Две среднеазиатские овчарки размером с молодых медведей, большемордые красавцы, чьих сородичей я столь самозабвенно тискал год назад в Приэльбрусье, теперь спешили ко мне угрожающими упругими прыжками. Я схватил с обочины несколько камней, замахнулся. Псины остановились, но глухо рычать не прекратили. Я швырнул камень за их спины. Собачий инстинкт сработал. Псы обернулись и побежали вслед улетевшему камню. Как раз в это время из-за поворота вышел пастух, подкопченый дед с плотной седой бородой. К моему удивлению, он неплохо говорил по-русски. Благодаря его советам я нашел-таки нужную мне тропу на перевал.
Пройдя не более четверти пути в гору, дважды перейдя вброд узкую речку, я обратил внимание, что седловину перевала затягивает плотный туман, а небо начинают застилать угрюмые темно-серые тучи. Откровенно говоря, до начала своего похода я считал подъем на этот перевал некой кульминационной точкой. Что, мол, воздену я гордо свои мозолистые руки средь июньских снегов и, подобно Рокки Бальбоа, прокричу миру "Драго-о-о!" Честолюбие вступило в болезненную схватку с осторожностью. После долгих колебаний инстинкт самосохранения победил. Я со вздохом развернулся и начал обратный спуск.
К счастью я успел дойти до гостевого дома в Верховани, когда над ущельем разразилась дичайшая гроза. Градины размером с десятикопеечную монету оглушительно загрохотали по крыше. Блестящие молнии хирургической сталью вспарывали мрачное полотно неба. Я уж было приуныл: от неудачного подъема и вынужденного ожидания в этом месте. Однако, сидя под навесом во дворе, услышал сквозь шум ливня звук мотора. Я выглянул за угол: по раскисшей, разбухшей дороге натужно ехал джип. Невзирая на град, я выскочил навстречу и через открывшееся окно попросил водителя подобрать меня.
В салоне помимо водителя сидело еще двое заросших бородами по самые глаза парней. Было невероятно жарко. Я почувствовал, как моментально прилипла к спине футболка. Машину подбрасывало и трясло на кочках. Я вцепился одной рукой в штырь подголовника переднего кресла, другой — за ручку над своей пассажирской дверью, удивляясь, как парень за рулем ухитряется что-то увидеть за запотевшим лобовым стеклом. Проехав от силы километров пять, машина встала. Водитель, озабоченно нахлобучив на голову капюшон, выскочил из джипа. За ним последовали его товарищи. Я недоуменно высунул голову из окна. Град уже кончился, уступив место плотному дождю. В десятке метров впереди дорога кончалась стеной грязи. То, что еще несколько дней назад было склоном, сошло вниз. Парни единственной лопатой, руками и ногами принялись раскапывать дорогу. Я застегнул молнию на дождевой куртке и вышел из машины помогать им. Не успел пройти несколько шагов, как ребята что-то чуть ли не хором закричали. Краем глаза я заметил справа от себя движение. Со склона прямо на меня катились десятки камней. Я успел отпрыгнуть назад, когда в том месте, где находился до этого, пронесся валун с крупный арбуз размером. Один, с кулак величиной, пребольно хлестнул по голени. Еще один гулко шмякнулся о борт автомобиля. Постояв немного на безопасном расстоянии, я присоединился к ребятам расчищать дорогу, за пол-минуты вымазавшись в грязи.
Спустя какое-то время удалось вырыть в оползне некоторое подобие колеи. Водитель, запрыгнув в машину, принялся препятствие штурмовать, однако скользкие камни и грязь лишь опасно уводили джип к пропасти. Парни, тяжело утирая взмокшие лбы, отступили, приняв, насколько я понял, решение вернуться в их деревню отдохнуть и вернуться с лопатами. Я же достал из багажника рюкзак и, попрощавшись, перелез через оползень, тронувшись в путь пешком. Слава горным богам, дождь прекратился, оставив низкое небо рваным насупленным облакам.
Зайдя за очередной поворот дороги, я практически натолкнулся на стоящего на одной ноге низкорослого человека в спортивном костюме. Он выбивал из грязной калоши камешки. Чуть поодаль у обрыва задумчиво курил его спутник в накинутой на плечи тяжелой черной кожаной куртке. Я, согласно обычаю, поздоровался и спросил, куда странники путь держат. Низкорослый выпрямился и, быстро оглядев меня голубыми глазами, хриплым-хриплым, словно порванный динамик, голосом ответил, что идут в Омало, чтобы добраться до большой земли в Алвани, к доктору. Нам было по пути.
Лаша и Гурам, как представились спутники, сами родом из Осетии, подрядились на работу пастухами. В страдающей от безработицы Грузии эта почетная, но физически тяжелая профессия – способ заработать хорошие, по местным меркам, деньги. Пастухи устраиваются на работу к владельцам стад на несколько месяцев, как правило, с мая по октябрь, когда с перевалов сходит снег, и склоны полны сочной травой. Пастухи гонят стада по высокогорью, доходя до самых далеких частей Тушети и Хевсурети. Хорошо, если на местах постоя окажется построенная давным-давно пастушья хибарка или спасающая от холодных ветров родовая башня. А если нет их, так только костер да овечья бурка в помощь. При этом всегда нужно держать ухо востро: не убегут ли овцы к обрыву, не нападет ли волчья стая. За каждый месяц работы пастух зарабатывает в среднем тысячу лари (чуть больше 20 тысяч рублей). Плюс, по окончании сезона ему еще полагается 50 килограмм сыра. Впрочем, все дополнительные плюшки всегда остаются на совести хозяина.
Выпас двухсотголового стада овец у Лаши и Гурама шел достаточно спокойно вплоть до позапрошлой ночи. Они встретились с другими пастухами на одном из отдаленных пастбищ в сорока километрах от Омало. Затемно на склон спустился вязкий плотный туман. Пользуясь тем, что он скрадывает звуки и запахи, к стаду подступили волки и успели утащить одну овцу, пока их не заметили волкодавы. Наутро один из этих волкодавов, принадлежащий другим пастухам, напал на Гурама, сильно прокусив тому ногу. Рану кое-как удалось перевязать, но ее еще нужно было зашить, и сделать прививку. Тушетинский врач, оказалось, улетел накануне вертолетом в Алвани, сопровождая сорвавшегося со скалы туриста. Поэтому оставив стадо на других пастухов, Лаша отправился довести Гурама до долины. Я мог только удивиться мужеству этих людей, прошедших к тому времени под дождем и градом уже почти двадцать километров.
- Есть покурить? – захрипел Лаша, сплюнув.
- Нет, бросил, - с сожалением ответил я.
- Я тоже бросал, - махнув рукой, ответил он. – У меня астма еще, но ничего не могу поделать. Хочется и все тут! Давно в Тушети?
- Неделю почти.
- А, хорошо. Нравится?
- Невероятно!
- Ты еще дальше на запад не ходил, наверное. Вот там вообще ни деревень, ничего! Красота!
- Ну, в другой раз теперь! - я вздохнул.
- Да. Куда потом?
- В Аджарию хочу. К морю.
- Правильно, - вновь сплюнул Лаша. – Я раньше на море работал. В Турции. Гидом. Русских возил, украинцев, белорусов. Много их было. Английский не знал – так жена помогала. Хорошо зарабатывал тогда. Полторы. А то и две тысячи долларов выходило. Вот и считай!
- Как тебя вильнуло-то интересно! – восхитился я. – Из гидов в пастухи.
- А что делать?! – пожал плечами Лаша. – Меня депортировали из Турция. Прикинь, на два часа опоздал с визой – автобус сломался по дороге. Виза истекла и всё. Мне теперь на три года еще туда въезд запрещен. А семью кормить надо.
- Дети есть?
- Девочка. Второй класс.
Вновь послышался собачий лай. Далеко впереди по дороге со склона, завидев нас, сбегали собаки. Не овчарки, встречавшиеся ранее, а помельче, беспородные. Хромающий Гурам приостановился.
- Возьмем камней на всякий случай, - посоветовал Лаша, нагибаясь схватить пару голышей.
Камни, однако, не пригодились. Спустившийся пастух одернул своих псов, и мы продолжили идти дальше. Несмотря на то, что я уже выкинул посох, под разговор идти было гораздо легче. Да и погода улучшилась. Морось давно прекратилась, и предвечернее солнце принялось ласково, словно извиняясь за доставленные неудобства, освещать влажные склоны.
- Ты медведей здесь встречал? – спросил я Лашу, вновь остановившегося вытряхнуть камушки из калоши.
- Конечно, - кивнул тот. – Но они близко не подходят.
- А если подойдут, что делать?
- Да что тут делать?! Молиться. Молиться и бежать.
- Так он же погонится.
- Погонится, конечно. Вверх по горе от него не убежать. Надо вниз бежать.
- Почему?
- Да попа толстый у него перевешивает! Он кувыркаться начнет, ты отпрыгнуть-то всегда успеешь, а он и укувыркается себе вниз! Но то, что нападать начнет, - правда раз на миллион наверное. Они сами человека боятся и стараются подальше отходить.
- А волки?
- А что волки? Поодиночке они редко нападают. Ну в крайнем случае, если голодный очень. Да и то, встретишь такого – видно, что тощий, сил мало. Ты его сам задушить можешь голыми руками. Главное, от своего горла подальше держать и, если уж схватился, не отпускать, пока не задушишь. А вот если стаей нападут, то все, считай, труба. Растерзают. Один лишь раз было. Старика пастуха окружила стая, а тот возьми и прикури себе напоследок папиросу. И волки от этого огонька в замешательство впали. Стоят рычат, а подойти боятся почему-то. Тут как раз другие пастухи подоспели, вспугнули стаю. Так считай, сигарета жизнь спасла. А что он там смог с ними сделать? Нож бы не помог.
Навстречу показалась машина. Здоровенный джип Toyota с рейнджерской эмблемой на борту легко вгрызался в дорогу. Поравнявшись с нами, остановился. Лаша бодрой походкой, напомнившей леоновскую в фильме «Кин-дза-дза», метнулся к открывшемуся окошку. Спустя минуту, довольный, вернулся к нам.
- Сигарет дали, - сказал он, протягивая одну молчаливому Гураму. – Давай посидим покурим спокойно.
- Можно я вас, чтоль, сфоткаю на память? – предложил я.
- Ну давай, - благодушно согласился Лаша.
Последние километры, идущие в гору, преодолевали почти молча. На Тушети уже спустились синие сумерки. Очертания снежных пиков розовели в последних отблесках солнца. В небе парила холодная луна. Перед расставанием я дал ребятам немного денег на ночлег в гостевом доме в Нижнем Омало. Сам же пошел в Верхнее, где, заселившись на свою последнюю в Тушети ночь, познакомился с экстравагантным американским путешественником, удивлявшим за ужином немногочисленных постояльцев карточными фокусами. Впрочем, это совсем другая история.
Буйная фантазия, заводившая героев моих рассказов в мертвые деревни, теперь вовсю подпитывалась реальными переживаниями. Конечно, можно к этому отнестись со скепсисом, но мне и впрямь было жутковато оставаться в пустом, старом черном каменном доме, зная, что на десяток километров вокруг нет ни одной живой души. Волков и медведей я в расчет не брал. Расстелил на веранде пенку вдоль стены, забрался в спальник, подпер бок рюкзаком, положил рядом посох и на удивление быстро провалился в сон.
На рассвете начался сильный дождь, забарабанивший по просевшей крыше. Словно гусеница в коконе, я, приоткрыв глаза, согнул в спальнике ноги и прислонился спиной к стене дома. Пару часов пережидал, пока стихнет дождь. Включил на планшете старые выпуски «Осторожно, Модерн!» и время от времени с надеждой поглядывая на небо, начнет ли светлеть? Часов в восемь, когда пробившиеся лучи солнца моментально выжгли паром влажный зеленый склон, я тронулся в путь.
На пол-дороги из Индурты я заслышал гневный лай. Из-за поворота, чуть ниже самой дороги, показались десятки овец. Две среднеазиатские овчарки размером с молодых медведей, большемордые красавцы, чьих сородичей я столь самозабвенно тискал год назад в Приэльбрусье, теперь спешили ко мне угрожающими упругими прыжками. Я схватил с обочины несколько камней, замахнулся. Псины остановились, но глухо рычать не прекратили. Я швырнул камень за их спины. Собачий инстинкт сработал. Псы обернулись и побежали вслед улетевшему камню. Как раз в это время из-за поворота вышел пастух, подкопченый дед с плотной седой бородой. К моему удивлению, он неплохо говорил по-русски. Благодаря его советам я нашел-таки нужную мне тропу на перевал.
Пройдя не более четверти пути в гору, дважды перейдя вброд узкую речку, я обратил внимание, что седловину перевала затягивает плотный туман, а небо начинают застилать угрюмые темно-серые тучи. Откровенно говоря, до начала своего похода я считал подъем на этот перевал некой кульминационной точкой. Что, мол, воздену я гордо свои мозолистые руки средь июньских снегов и, подобно Рокки Бальбоа, прокричу миру "Драго-о-о!" Честолюбие вступило в болезненную схватку с осторожностью. После долгих колебаний инстинкт самосохранения победил. Я со вздохом развернулся и начал обратный спуск.
К счастью я успел дойти до гостевого дома в Верховани, когда над ущельем разразилась дичайшая гроза. Градины размером с десятикопеечную монету оглушительно загрохотали по крыше. Блестящие молнии хирургической сталью вспарывали мрачное полотно неба. Я уж было приуныл: от неудачного подъема и вынужденного ожидания в этом месте. Однако, сидя под навесом во дворе, услышал сквозь шум ливня звук мотора. Я выглянул за угол: по раскисшей, разбухшей дороге натужно ехал джип. Невзирая на град, я выскочил навстречу и через открывшееся окно попросил водителя подобрать меня.
В салоне помимо водителя сидело еще двое заросших бородами по самые глаза парней. Было невероятно жарко. Я почувствовал, как моментально прилипла к спине футболка. Машину подбрасывало и трясло на кочках. Я вцепился одной рукой в штырь подголовника переднего кресла, другой — за ручку над своей пассажирской дверью, удивляясь, как парень за рулем ухитряется что-то увидеть за запотевшим лобовым стеклом. Проехав от силы километров пять, машина встала. Водитель, озабоченно нахлобучив на голову капюшон, выскочил из джипа. За ним последовали его товарищи. Я недоуменно высунул голову из окна. Град уже кончился, уступив место плотному дождю. В десятке метров впереди дорога кончалась стеной грязи. То, что еще несколько дней назад было склоном, сошло вниз. Парни единственной лопатой, руками и ногами принялись раскапывать дорогу. Я застегнул молнию на дождевой куртке и вышел из машины помогать им. Не успел пройти несколько шагов, как ребята что-то чуть ли не хором закричали. Краем глаза я заметил справа от себя движение. Со склона прямо на меня катились десятки камней. Я успел отпрыгнуть назад, когда в том месте, где находился до этого, пронесся валун с крупный арбуз размером. Один, с кулак величиной, пребольно хлестнул по голени. Еще один гулко шмякнулся о борт автомобиля. Постояв немного на безопасном расстоянии, я присоединился к ребятам расчищать дорогу, за пол-минуты вымазавшись в грязи.
Спустя какое-то время удалось вырыть в оползне некоторое подобие колеи. Водитель, запрыгнув в машину, принялся препятствие штурмовать, однако скользкие камни и грязь лишь опасно уводили джип к пропасти. Парни, тяжело утирая взмокшие лбы, отступили, приняв, насколько я понял, решение вернуться в их деревню отдохнуть и вернуться с лопатами. Я же достал из багажника рюкзак и, попрощавшись, перелез через оползень, тронувшись в путь пешком. Слава горным богам, дождь прекратился, оставив низкое небо рваным насупленным облакам.
Зайдя за очередной поворот дороги, я практически натолкнулся на стоящего на одной ноге низкорослого человека в спортивном костюме. Он выбивал из грязной калоши камешки. Чуть поодаль у обрыва задумчиво курил его спутник в накинутой на плечи тяжелой черной кожаной куртке. Я, согласно обычаю, поздоровался и спросил, куда странники путь держат. Низкорослый выпрямился и, быстро оглядев меня голубыми глазами, хриплым-хриплым, словно порванный динамик, голосом ответил, что идут в Омало, чтобы добраться до большой земли в Алвани, к доктору. Нам было по пути.
Лаша и Гурам, как представились спутники, сами родом из Осетии, подрядились на работу пастухами. В страдающей от безработицы Грузии эта почетная, но физически тяжелая профессия – способ заработать хорошие, по местным меркам, деньги. Пастухи устраиваются на работу к владельцам стад на несколько месяцев, как правило, с мая по октябрь, когда с перевалов сходит снег, и склоны полны сочной травой. Пастухи гонят стада по высокогорью, доходя до самых далеких частей Тушети и Хевсурети. Хорошо, если на местах постоя окажется построенная давным-давно пастушья хибарка или спасающая от холодных ветров родовая башня. А если нет их, так только костер да овечья бурка в помощь. При этом всегда нужно держать ухо востро: не убегут ли овцы к обрыву, не нападет ли волчья стая. За каждый месяц работы пастух зарабатывает в среднем тысячу лари (чуть больше 20 тысяч рублей). Плюс, по окончании сезона ему еще полагается 50 килограмм сыра. Впрочем, все дополнительные плюшки всегда остаются на совести хозяина.
Выпас двухсотголового стада овец у Лаши и Гурама шел достаточно спокойно вплоть до позапрошлой ночи. Они встретились с другими пастухами на одном из отдаленных пастбищ в сорока километрах от Омало. Затемно на склон спустился вязкий плотный туман. Пользуясь тем, что он скрадывает звуки и запахи, к стаду подступили волки и успели утащить одну овцу, пока их не заметили волкодавы. Наутро один из этих волкодавов, принадлежащий другим пастухам, напал на Гурама, сильно прокусив тому ногу. Рану кое-как удалось перевязать, но ее еще нужно было зашить, и сделать прививку. Тушетинский врач, оказалось, улетел накануне вертолетом в Алвани, сопровождая сорвавшегося со скалы туриста. Поэтому оставив стадо на других пастухов, Лаша отправился довести Гурама до долины. Я мог только удивиться мужеству этих людей, прошедших к тому времени под дождем и градом уже почти двадцать километров.
- Есть покурить? – захрипел Лаша, сплюнув.
- Нет, бросил, - с сожалением ответил я.
- Я тоже бросал, - махнув рукой, ответил он. – У меня астма еще, но ничего не могу поделать. Хочется и все тут! Давно в Тушети?
- Неделю почти.
- А, хорошо. Нравится?
- Невероятно!
- Ты еще дальше на запад не ходил, наверное. Вот там вообще ни деревень, ничего! Красота!
- Ну, в другой раз теперь! - я вздохнул.
- Да. Куда потом?
- В Аджарию хочу. К морю.
- Правильно, - вновь сплюнул Лаша. – Я раньше на море работал. В Турции. Гидом. Русских возил, украинцев, белорусов. Много их было. Английский не знал – так жена помогала. Хорошо зарабатывал тогда. Полторы. А то и две тысячи долларов выходило. Вот и считай!
- Как тебя вильнуло-то интересно! – восхитился я. – Из гидов в пастухи.
- А что делать?! – пожал плечами Лаша. – Меня депортировали из Турция. Прикинь, на два часа опоздал с визой – автобус сломался по дороге. Виза истекла и всё. Мне теперь на три года еще туда въезд запрещен. А семью кормить надо.
- Дети есть?
- Девочка. Второй класс.
Вновь послышался собачий лай. Далеко впереди по дороге со склона, завидев нас, сбегали собаки. Не овчарки, встречавшиеся ранее, а помельче, беспородные. Хромающий Гурам приостановился.
- Возьмем камней на всякий случай, - посоветовал Лаша, нагибаясь схватить пару голышей.
Камни, однако, не пригодились. Спустившийся пастух одернул своих псов, и мы продолжили идти дальше. Несмотря на то, что я уже выкинул посох, под разговор идти было гораздо легче. Да и погода улучшилась. Морось давно прекратилась, и предвечернее солнце принялось ласково, словно извиняясь за доставленные неудобства, освещать влажные склоны.
- Ты медведей здесь встречал? – спросил я Лашу, вновь остановившегося вытряхнуть камушки из калоши.
- Конечно, - кивнул тот. – Но они близко не подходят.
- А если подойдут, что делать?
- Да что тут делать?! Молиться. Молиться и бежать.
- Так он же погонится.
- Погонится, конечно. Вверх по горе от него не убежать. Надо вниз бежать.
- Почему?
- Да попа толстый у него перевешивает! Он кувыркаться начнет, ты отпрыгнуть-то всегда успеешь, а он и укувыркается себе вниз! Но то, что нападать начнет, - правда раз на миллион наверное. Они сами человека боятся и стараются подальше отходить.
- А волки?
- А что волки? Поодиночке они редко нападают. Ну в крайнем случае, если голодный очень. Да и то, встретишь такого – видно, что тощий, сил мало. Ты его сам задушить можешь голыми руками. Главное, от своего горла подальше держать и, если уж схватился, не отпускать, пока не задушишь. А вот если стаей нападут, то все, считай, труба. Растерзают. Один лишь раз было. Старика пастуха окружила стая, а тот возьми и прикури себе напоследок папиросу. И волки от этого огонька в замешательство впали. Стоят рычат, а подойти боятся почему-то. Тут как раз другие пастухи подоспели, вспугнули стаю. Так считай, сигарета жизнь спасла. А что он там смог с ними сделать? Нож бы не помог.
Навстречу показалась машина. Здоровенный джип Toyota с рейнджерской эмблемой на борту легко вгрызался в дорогу. Поравнявшись с нами, остановился. Лаша бодрой походкой, напомнившей леоновскую в фильме «Кин-дза-дза», метнулся к открывшемуся окошку. Спустя минуту, довольный, вернулся к нам.
- Сигарет дали, - сказал он, протягивая одну молчаливому Гураму. – Давай посидим покурим спокойно.
- Можно я вас, чтоль, сфоткаю на память? – предложил я.
- Ну давай, - благодушно согласился Лаша.
Последние километры, идущие в гору, преодолевали почти молча. На Тушети уже спустились синие сумерки. Очертания снежных пиков розовели в последних отблесках солнца. В небе парила холодная луна. Перед расставанием я дал ребятам немного денег на ночлег в гостевом доме в Нижнем Омало. Сам же пошел в Верхнее, где, заселившись на свою последнюю в Тушети ночь, познакомился с экстравагантным американским путешественником, удивлявшим за ужином немногочисленных постояльцев карточными фокусами. Впрочем, это совсем другая история.
Читайте также
