В гостях у народа волка

Я прошел азербайджанскую таможню и, не отвечая на предложения таксистов, направился в сторону России. Пограничники за мостом криком дали понять, что пешком идти до следующей таможни запрещено. Но почему-то нет предупреждающих знаков. Отзывчивый дальнобойщик подвез и стал в конец автомобильной очереди. Далее я двигался со смутным и подозрительным чувством, зная бесцеремонную грубость русских военных. Опять издалека люди в синей форме поприветствовали меня:
- Ты что? Д....еб? Как ты сюда попал?
- На машине.
- Так сиди там! А то арестуют на х..
Но шоферам фур категорически нельзя проезжать с кем-то, если в документах не указано. Пришлось голосовать, и меня пустили в серую Ладу. Далее обычная проверка документов и вещей. Симпатичная девушка в форме тщательно изучала мой паспорт.
- Что вы делали в Грузии полтора месяца?
- Гулял по горам, знакомился с местной культурой, осматривал достопримечательности.
- Пройдемте со мной.
Повели меня и еще одного пассажира в соседнее здание. Парня зовут Магомет, и у него в паспорте был штамп Ирана. Пока офицер говорил с ним, я ожидал в другой комнате, сидя на пошарпанной деревянной лавке и глядя в зарешеченное окно. Худощавый длинноносый пограничник оказался человеком интеллигентным. Поговорил со мной минуты две, понял кто я такой, и отпустил, извинившись за задержку.
Мы покинули таможню, когда стемнело. Наша машина оказалась интернациональной. Водитель Максим лезгинец. Магомет даргинец и его коллега Султан - аварец. Ну и я беларус. За окном мерцали огни населенных пунктов и капельки звезд. Вспомнилось, как будучи ребенком, я вытягивался во весь рост на заднем сиденье отцовского Жигуля и смотрел на ночной небосвод. Звезды двигались медленно, словно плыли по черному водоему. И то чувство душевного равновесия и спокойствия пришло ко мне из далекого детства. "Какие разные люди в этом авто! А с другой стороны мы больше одинаковые. Форма носа, цвет кожи, глаз и волос, разве это отличия? Нам всем нужно есть, отдыхать, созидать, радоваться. Нам всем необходимы мир, деньги, справедливость. А где-то сейчас наступает утро. Или какая-нибудь мексиканская женщина идет за водой, а суданский мальчик преследует бабочку. Где-то умирает олень или кит, а свирепый хищник вонзает в жертву клыки. Кто-то бежит от лавы, где-то взрывается снаряд, а щенок дворняги впервые видит солнечный свет. И все это происходит в данный момент, в сию секунду. Как разнообразен наш мир, что в уме все не укладывается". А я проезжаю Дагестан, но не вижу его. Справа Каспийское море и фонари Махачкалы, слева старая крепость и гора Пушкина. Но темнота все заслоняет, мне остается только строить иллюзии. Едем долго. От Махачкалы поворачиваем налево в Хасав-Юрт. Отсюда рукой подать до Чечни.
- Здесь строится рынок площадью в тридцать гектаров. 27 тысяч торговых точек. Из них официальные налоги платят около четырех тысяч. Остальные - в карман мэру, - говорит Султан.
Уже час ночи, и аварец приглашает к себе домой. Встает его заспанная жена и подогревает суп. По телевизору показывают страдающую Украину в жарком бунте сепаратизма.
- Я понимаю их, - говорит Султан - Я чувствую сердцем, душой, каждой клеткой, что там творится...
На следующий день я далеко не уехал. Подвезли на десять километров в Ишхой-юрт и пригласили отдохнуть с дороги. Старик Хасан показал школу, где работает. Потом холм на противоположном берегу реки.
- Этот холм уже Дагестан. Оттуда бомбили нашу деревню.
Еще он с коллегами шутил:
- Где наш зиндан(погреб)?
Или: - А из него(меня) хороший пастух выйдет.
- А я убегу,- ответил я.
- С колодками не убежишь, - усмехнулся Хасан.
Но после обеда последовало самое интересное предложение.
- Завтра выходит замуж моя племянница. Если хочешь, можешь остаться.
- Конечно хочу! - обрадовался я.
В Чечне роль женщин - домашнее хозяйство. Они постоянно кашеварят, убирают, занимаются огородом и детьми. Мужчины или на работе или строят дома да пристройки. Так и на свадьбе женщины готовят пищу, накрывают столы, разносят посуду и чай. Мужчины же сидят, разговаривают и бездельничают. Гуляние было скромным. Молодежь выехала на заправку, где много свободной площади. Потанцевали там немного, а затем поехали обратно. Молодые впервые стали рядом, прошли обряд благословения родителями, и снова разошлись. Жених ушел к своим друзьям, а невеста - к своим. Общественные нормы поведения таковы: влюбились парень и девушка. А дотрагиваться друг до друга не имеют права. Даже разговор должны вести на расстоянии и при свидетеле. И только брак дает право поцеловаться, ну и так далее. За отдельным столиком сидел человек, который записывал кто и сколько подарил. Имена и суммы. Ну и конечно свадьба безалкогольная. Чай, галушки из кукурузной муки с чесночным соусом, вареной бараниной и курицей, печенье и сладости.



Прямо со свадьбы я отправился в столицу Чеченской республики - город Грозный. При въезде бросается в глаза надпись на огромном глобусе : "Грозный - центр мира". Имеется в виду мира без войны. С автостанции Южная иду по направлению к высоткам "Грозный-сити". Практически на каждом перекрестке пост ДПС, на улицах вооруженные полицейские. На зданиях, заборах, щитах фотографии Путина, Рамзана и Ахмата Кадыровых, красивые лозунги типа "Справедливость - мой выбор" и т.д. Город очень чистый и аккуратный. По дороге я фотографирую. Вот справа симпатичный парк - щёлк. Оттуда резкий свист, и высокий мужчина в черной форме с автоматом перебегает дорогу, направляясь ко мне. На его рукаве блестит аббревиатура КРА, что значит Кадыров Рамзан Ахматович.
- Привет. Ты откуда? Удали фотографию. Это резиденция президента, - вежливо и спокойно говорит он мне.
В этот день я остановился у каучсерфера Абдулы Бокова. Он и его семья рассказали много интересного, показали жизнь, мир, события со стороны, их глазами. Вечером мы с Абдулой обманули парня на ресепшине гостиницы, которая находится в одном из сверкающих небоскребов. Вместо ресторана на третьем этаже, лифт поднял нас на тридцать шестой. Мы вышли на балкон. Настоящая современная столица ослепила нас фешенебельной яркостью тысяч фонарей и лампочек. Удивительно, как человечество может менять окружающий мир, сотни раз разрушать и сызнова восстанавливать. В соседнем здании находится подаренная Жерару Депардье квартира. Весной дом горел, окна извергали дым с огнем, что народ увлекательно снимал и сочинял: "Скажи-ка, дядя, ведь недаром жилье, спаленное пожаром, французу отдано?"



Абдул проводил для меня подробные автомобильные экскурсии по Грозному. В общем это обычный город новостроя со стадионами, торговыми центрами и ресторанами. Только один район остался пустырем с двумя одинокими трубами, грустно торчащими в небо - Заводской. Когда-то здесь был нефтеперерабатывающий завод. В войну его разбомбили. Но чеченцы не растерялись. В те жуткие времена они сами выкапывали нефть и "варили" в своих дворах. От этого деревья, земля, стада овец покрывались пылью и становились черными, как и тогдашнее время.
После Грозного я поехал на Кайзеной-ам. Это высокогорное голубое озеро необычайной красоты. Уникальное в своем роде на Северном Кавказе. С погодой повезло только на время прогулки вдоль водоема и фотографии.



Вскоре началась гроза. Под блеск молний я пытался найти Муслима. Этот человек подвез меня до озера и предложил зайти вечером. Удалось найти его соседа Сулеймана, который в свою очередь пригласил временно к себе. Его хижина в виде высокого треугольника отдавала холостяцкой жизнью. Друг Сулеймана Латиф лежал на топчане и мучился похмельем. Я был голоден и с удовольствием съел вареной баранины, соленого овечьего сала, закусывая хлебом, помидорами и чесноком. Уставший, мокрый и разморенный от еды, я откинулся на спинку кресла. Скоро пожаловал еще один гость. Двухметровый крепкий парень в камуфляжной форме и с автоматом. На мой вопрос: "Кто ты?" он явно обиделся.
- Я не боевик, - сказал он, - я полицейский. И показал удостоверение.
С его приходом мои друзья заметно оживились. Сулейман расторопно начал разбавлять принесенный Мусой спирт. Алкогольная сила подняла Латифа с лежанки. Он начал улыбаться и много говорить. В ход пошли тосты и красивые чеченские легенды. Но хорошего всегда мало. Снарядили экспедицию. Средство передвижения - старенький УАЗ, дребезжащее детище росавтопрома, водитель - здоровяк Муса; ему триста грамм, что буйволу глоток. Стакан в его руке выглядел, как наперсток. Посланец с деньгами - нетрезвый Сулейман, а я приглашен просто как гость. Погодные условия чрезвычайно сложные - проливной дождь. Дорога ухабистая, неасфальтированная, впереди два перевала. Едем в дагестанский город Ботлих, потому как в Чеченской республике алкоголь найти сложно. Расстояние всего сорок километров, но добирались полтора часа в одну сторону. Иногда мы были выше дождевых облаков, и природа снисходительно показывала нам прелесть горного пейзажа.



К ночи хозяин дома Сулейман допился до такой ручки, что я превратился из гостя в своего человека, которого можно и выгнать. В четыре утра, на рассвете, я продолжил свой путь в глушь дорог и поселков. Вдали от больших трактов и мегаполисов встречается душа человечья. Открытая, не закупоренная, чистая и не очень, искренне любезная или откровенно грубая, неподражательная и уникальная. За это я люблю забытые тропы и нетуристические маршруты. Не зная, куда идешь, не заглядывая в путеводители, секреты или открываются сами, или ты их небрежно пропускаешь.
Дорога пустынная. Поселки только возрождаются, плотность населения очень мала. Сядешь отдохнуть, а вокруг только тишина или ветер. Вдруг то ли шепот, то ли свист. Поднимаешь голову, а над тобой метрах в десяти кружит орел. Огромный, статный, с длинными когтями и кривым клювом. Был бы я поменьше, уже бы летел с ним.
Чиберлойский район открыли для гражданских только три года назад. Все было разрушено здесь, все покинуто. Сначала в 1944 году, когда по приказу Сталина выселили все население. Затем во время боевых действий 1994-1996, и 1999-2000 годов люди уходили кто куда. Многочисленные пустые хутора из серого горного камня встречаются буквально на каждом шагу. Они построены несколько сотен лет назад без использования цементирующей связки. Существует версия, что зародилась чеченская нация в здешних горах. Официально насчитывается 32 тэйпы(с чеч. род). Они носят фамилию родоначальника, как в патриархальной семье. Отколовшиеся семейные группы распространялись по местности, но далеко не уходили. Строились через каждые пять-десять километров. Остатки этих жилищ, мечетей и кладбищ, возвышаются над зеленой травой альпийских лугов, напоминая об ушедшей эпохе пастухов и воинов, кровной мести и бессословного равного общества вайнахов. После 1944 года пустовали они, но оставались целыми. А в руины это все превратилось четырнадцать лет назад, в последнюю войну. Авиация, вертолеты и танки прямыми ударами разрывали пустые здания. Пехота разбирала камни на блиндажи.



Через три часа проехала первая машина и остановилась возле меня. Бородатые дядьки с выбритыми усами осведомились куда я иду и чем они могут помочь.
- В селении живет парень Хусейн. Он все здесь знает. Подойди к нему, - сказали они и уехали.
Село Макажой показалось уже за первым поворотом. Несколько новых домиков, стоящих далеко друг от друга, пару десятков овец, и все та же тишина. С холма кто-то спустился. Это оказался тот самый Хусейн. Ему позвонили и предупредили обо мне.
- Заходи, чаю попьем. Устал наверное, - предложил Хусейн.
Я действительно устал и не стал отказываться. Хусейну 26 лет. Детство он провел в подвале, прячась от снарядов и зорких глаз снайперов. Из их городка днем и ночью шел артобстрел Грозного, выходить на улицу было запрещено, легко могли застрелить. Отец Хусейна в первую войну был в рядах чеченской армии, но в следующую воевать не пошел, узрев в ней грязный бесчеловечный замысел власть имущих. Сейчас Хусейн и его дядя, префект села, занимаются благоустройством и привлечением туристов. Каждый год к ним приезжают англичане, занимающиеся вингсьютом, поляки-ботаники, интересующиеся уникальными цветами и бабочками, немцы, просто пожить в палатках среди красивых гор. Хусейн принадлежит к басхойской тэйпе, и всю историю рода и Чечни знает из уст отца. Так принято передавать ее из поколения в поколение. Летом он уходит высоко в горы, где когда-то было село Басой, там его земли. Дагестанские пастухи гонят туда стада и платят Хусейну аренду. Бог почему-то обделил их. За хребтом в Дагестане горы абсолютно пусты и каменисты, а на этой стороне растет сочная трава.
Утром мы погрузились в Ниву и отправились в Басой. Дорога после дождей превратилась в вязкую липучую массу. Русский джип застревал несколько раз, еле преодолевая грязевую хлябь.Потихоньку мы достигли заброшенного села Хиндой. В одном из домов нашли себе приют трое пастухов. Сбили наскоро стол и лежаки. Щели в стенах и потолке позатыкали, чем попало. Эти чеченцы вернулись на историческую родину из Казахстана только в прошлом году. На лето поднялись сюда, чтобы пасти лошадей и коров. У каждого ружье, потому что волки и медведи ходят здесь свободно, это их территория. Мы привезли продукты, патроны и сигареты. Дальше идти пешком. Грязь неимоверно липучая. Через несколько шагов кроссовки начинают весить килограмма два каждый. Хусейн настоящий горец. Он шел четко и уверенно, смотря куда-то перед собой. Я же отставал, догонял и снова отставал. Так много хотелось увидеть, причем на все 360 градусов. Из уст моего товарища постоянно лилась интереснейшая информация, и мне приходилось вострить еще и уши.
Хусейн показывал водопады, волчьи тропы, оползни, рассказывал о домах и давних жителях, их жизни и смерти. В труднодоступных пещерах жили когда-то абреки - горцы не желавшие покорятся царской власти. Эти люди были овеяны тайной, их уважали и побаивались. Поднимаясь выше и выше, мы встречали древние могильные камни с загадочными языческими петроглифами, значение которых трактуется по-разному. Некоторые исследователи находят в них сходство с шумерскими изображениями. У каждой одинокой могилы есть своя история. Примечательно, что на них нет имен. Люди не считали необходимым помнить о конкретных умерших. Только на памятниках особо важных лиц они рисовали туфельку(чиновник), ружье(воин), или виды ремесла.



Хусейн показывает на обрыв, оттуда последние борцы против имама Шамиля сбросились вниз, ведь сдача в плен считалась позором. Невдалеке чернеет вход в пещеру, словно портал в подземное царство. А над ним зияет воронка от глубинной бомбы. Я замечаю рыжую пушистую лису, она поворачивает голову в нашу сторону и быстро убегает. Среди многочисленных развалин Хусейн поднимает искореженный кусок металла.
- Это осколок вертолетного снаряда, - грустно говорит Хусейн и выбрасывает его подальше.
Реки прорубили бесподобные каньоны. Прогулка по ним обещает захватывающее путешествие. Многочисленные водопады срываются в пропасть, и рев их, отражаясь от скал, удаляется в небо. Тропа идет постоянно в гору. Здесь уже машины не ездят. Мирно беседуя, изредка отдыхая и обливаясь потом, мы достигаем летника. Даже Хусейн устал. В этом году это его первый подъем.
Жизнь течет тут как сотни и тысячи лет назад. Девственность природы соблазнит любого, кто придет сюда. И захочется остаться, чтобы наблюдать и слушать, и снова наблюдать и слушать. Давние предки чеченцев, будучи язычниками, верили в свое происхождение от волков. Эти животные олицетворяли смелость, независимость и силу. Борз с чеченского волк, а берзлой переводится как "волко-люди". Таким эпитетом также называли воинов, проявивших лучшие качества на поле брани. Стоя на краю обрыва, на закате солнца, невольно понимаешь, почему выбрали тотемом именно этого хищника. Природа сама дает подсказки.



Возле родника мы наткнулись на свежие следы молодого медведя. А в бинокль наблюдали, как километрах в двух мирно щипал травку его огромный сородич. Здесь мы бок о бок с матушкой Землей.
Чиберлойский район считается заповедником. Но ребята стали поговаривать о шашлыке.
- Охота ж запрещена. Где-то наверняка и егеря ходят, - произнес я.
- Я здесь, - усмехнулся Увэйс, пожилой веселый самбист. Он поднялся сюда на недавно приобретенном мотоцикле. Этот конь еще не обуздан. Увэйс раз двадцать с него падал. В результате приехал ушибленный и весь в липкой грязи. Но полуавтоматическое ружье он прихватил с собой.



Несколько дней я провел среди очаровательных гор, рассудительных пастухов и кавказского добродушия. По утрам светило и грело солнце, после обеда небо затягивало облаками, низины - туманом, и начинался дождь.
Наступил час прощания. Я жаждал увидеть еще немного Чечни. До следующего села дороги нет. Только пешком по ущелью вдоль неширокой, но бурной горной речки. Хусейн дал дельный совет: "Кричи часто и громко. Зверь обычно уходит, заранее услышав человека". Река с названием Келой-ахк оказалась клондайком древних ископаемых. Буквально на каждом шагу попадались оттиснутые в камне доисторические растения, или полукруглые окаменевшие жители древнего моря. А еще сор двадцать первого века: ржавые гильзы от снарядов и крупнокалиберного пулемета. Солнце светило ярко. От этого щурились глаза, а камни казались белоснежными. Речка извивается и довольно часто подталкивает мою тропу к скале вплотную. Приходится подворачивать штаны и переходить бурлящий ледяной поток вброд. Борешься за каждый шажок, кренясь и пыхтя. Выручают трекинговые палки, выломанные из кустарника. Иду, кричу и думаю, что этим могу не только спугнуть опасного зверя, но и привлечь не менее опасного человека. Некоторые местные жители иногда предупреждают: в лесах до сих пор скрываются боевики. Но я думаю, что их давно нет, и слухи эти передаются уже по инерции, а лет через пять ими будут пугать детишек, как кощеями и бабаями.



Через несколько часов показалась дорога, идущая вверх в сторону от реки. Она же вывела к селу Нохчи-Келой. Нохчи переводится, как село пророка Ноха(библ. Ной). С принятием мусульманства чеченцы стали считать себя потомками выжившего после потопа Ноя. А истинная история хранится у армян, которые тщательно ее скрывают. Версия довольно несерьезна, но в нее здесь верят. Застопил Ниву. Ехали мужчина с женщиной - работники администрации района. По дороге они фотографировали осыпи камней и завалы для МЧС. Приняли меня за шпиона: спрашивали про бинокль, часы, фотоаппарат и, в конце концов попросили паспорт. А потом угощали вареной говядиной с овощами.
К вечеру на перекладных я добрался до Шароя. В этом селении стоят восстановленные кавказские башни, воронки от бомбежек наполнились водой и стали водопоем для скота. А также здесь суровые бдительные менты.
- Ты кто такой? Откуда? - спросил полицейский.
- Турист из Беларуси.
- А это не тебя задержали недавно под Краматорском? - спросил полицейский.
- Никто и никогда меня не задерживал. Я честный путешественник.
- А по чеченски разговариваешь? - прищурив глаза, опять задал он вопрос.
- Нет, - отвечаю ему.
- А ты знаешь, что это закрытый район? Находиться можно только по разрешению ФСБ. У тебя оно есть?
- Нет, - повторяю я.
Он взял паспорт и скрылся за высокими воротами участка. Поднималось прекрасное утреннее солнце, освещая заснеженные верхушки гор. И мне никак не хотелось зависнуть здесь "до выяснения" и так ясных обстоятельств. Вскоре он вышел, улыбнулся и произнес:
- Ладно, иди. Мы любим белорусов.
В этот же день я достиг местечка с похожим названием Шатой, где посетил музей им. Хусейна Исаева. Служащие удивились моему рюкзаку, подумали, что я притопал сюда пешком, и провели бесплатную экскурсию.



Я еще много раз наслаждался кавказской гостеприимностью. Мое сердце покорено красотой чеченских девушек. Разум бунтует от перенесенных страданий кавказских народов. Я нехотя тянулся на север, к дому, без энтузиазма покидая эту маленькую страну. Возможно, я вернусь сюда. Чтобы преподавать уроки истории маленькому деревенскому классу. Выгонять овец и коров на высокогорные бескрайние луга. А еще заведу черного высокого скакуна, и дам ему имя - Абрек.