Тушети. По следам Мимино
Географическая справка (читается вслух с назидательным выражением). Тушети - горная область на северо-востоке Грузии. Тушети отделена с юга от Кахетии отрезком Главного Кавказского хребта от вершины Большой Борбало (3294 м) на западе до Шавиклде (3578 м) востоке. Банский перевал(2926 м), через который проходит построенное в 1980-х годах автомобильная дорога, связывает крупнейшее современное селение Тушети Омало c районный центром Ахмета. Связывает правда лишь с июня по октябрь. В остальное время регион отрезан от большого мира, и практически все его жители, тушинцы, особая этнографическая группа грузин, переселяется в долину, в Кахетию.
Стоит особо заметить, что в Тушети, возле сел Омало и Шенако велись съемки фильма «Мимино». По сценарию лётчик Валико Мизандари (Мимино) — тушин по национальности. На кадре из фильма как раз показано село Омало. В доме у дерева в самом низу кадра как раз довелось остановиться мне. Впрочем, обо всем по порядку.
Кадр из фильма "Мимино". Село Омало.
Так уж сложилось в жизни, что центром моего притяжения является Кавказ. Лишь попутно я успел заметить, что перебывал во всех местах съемок «Мимино» - и в Москве, и в Дилижане, и в Телави, и, наконец, в Тушети.
В Тушети можно попасть либо вертолетом с крохотного аэропорта «Мимино» в окрестностях Телави, ровно так, как это делал одноименный кинематографический герой. Либо на джипах по суровой, вьющейся меж горных кряжей, изрытой ручьями и селями дороге. Я пытался договориться о вертолетной заброске. Однако, выяснилось, что необходимого количества пассажиров так и не набралось. Потому в Телави я попросил Бесо, поджарого, крепкого седого мужичка довезти меня до условного районного центра Тушети, деревни Омало.
Бесо подъехал к моему дому ранним и сырым утром. Багажник его «Мицубиси» был забит стройматериалами, упругими мотками проводов и пятилитровыми бутылками из-под воды, в которых дрожала венозно-красная жидкость.
- Ага, - подумал я.
На переднем пассажирском сиденье находилась полная пожилая тетенька, подоткнутая продуктами, словно фирменное ресторанное блюдо. Левую руку у окна подпирал пакет с тугими помидорами. В ногах нескромно тянулись вверх крупноплодные огурцы. На коленях, пригревшись, развалились одеяла лаваша. Казалось, ткни тетеньку в бок — изо рта выпадет виноградинка.
Я поздоровался и плюхнулся на заднее сиденье.
- Сейчас в Греми заедем, - сказал Бесо, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида в салоне. - Еще двух друзей возьмем.
Городок Греми, бывший лет пятьсот назад столицей Кахетии, до сих пор привлекает туристов красивейшим монастырем и вкуснейшим коньяком. Городок, когда мы в него въехали, только начинал свою утреннюю жизнь. По улицам с ранцами за плечами бодро вышагивали черноволосые школьники. В воздухе разносился запах свежего хлеба. На одной из узких улочек возле еще не открывшегося сельского магазина к нашему остановившемуся автомобилю подбежал, сутулясь, гладко выбритый, лукаво щурящийся мужичок.
- Дядя Заза, - выкрикнул он, просовывая руку в открытое окошко.
- Ме мквиа Вадим, - откликнулся я.
- Откуда сам? - спросил Заза, крепко сжимая мою ладонь.
- Москва, - отозвался я.
- А-а, Москва, - выпятив челюсть, добродушно протянул Заза и после по-грузински обратился к Бесо.
Из обрывков разговора, по знакомым словам удалось понять, что третий их товарищ накануне загулял и пропал с радаров, не отвечая на телефон. Двери его дома открыл сонный подросток, непрерывно чешущий пузо и старательно отводящий глаза. Даже не понимая языка, я мог легко идентифицировать его:
- Папка где? - настойчиво спрашивал Заза.
- Не знаю, где папка, - отвечал малой, неудержимо зевая.
- Как не знаешь?! Ты кто, сын ему или так, ночевать сюда пришел?
- Да не знаю я! У Гурама, может, остался...
- Гротескный конфуз! - всплескивал руками Заза.
Папку Иосифа, однако, нашли не у Гурама, а у Давида. Это оказался также седоватый пожилой мужчина с печальными глазами. В руках он нес пакетик с вишнями.
- Сосо, - хрипло представился он, разворачивая кроличьи уши пакета и предлагая мне пригоршню бордовых ягод.
Тронулись в путь. От деревни Лалискури в сторону косматых зеленых гор уходила посыпанная щебнем дорога. 72 км — сообщала голубая жизнерадостная табличка на повороте. Пока за окном мелькали пасущиеся под дубками у быстрой реки бычки, в салоне машины шло активное знакомство. Выяснилось, что Заза и Сосо, уже трижды дедушки, являются с Бесо закадычными друзьями детства, и едут помогать тому достроить в высокогорном селе Шенако дом, в котором Бесо хочет сделать гестхаус к высокому сезону. Я же искренне восхищался природой и людьми Кахетии и раскрывал свой план пешего освоения Тушети. Собеседники одобрительно кивали, синхронно подпрыгивая на колдобинах. По мере подъема дорога стремительно ухудшалась, и вот я уже неожиданно поцеловал на кочке подголовник переднего кресла.
- Эй, чурка нерусский! - притворно возмутился Заза, обращаясь к Бесо. - Не дрова везешь!
Узкая дорога тем временем поднималась выше и выше. По рыжим землистым склонам, словно вены, бежали ручьи, разрастаясь в стремительные водопады. За обрывом, в сотне метров ниже бурлила свинцово-серая река, облизывая блестящие на солнце гладкие спины валунов. Неожиданно Бесо бибикнул. Я повертел головой. Дорога была пуста.
- Могила, - сказал молчавший до того Сосо. - Уважение к мертвым.
Я начал приглядываться к обочине. Действительно, на краю обрыва попадались столбики с металлическими табличками, на которых по-грузински были написаны имена и даты жизни. Последние цифры порой относились к тридцатым годам прошлого века.
Остановились на пол-пути, где дорога, змеясь, делала изящную петлю у живописного обрыва. За ним расстилалось подернутое дымкой ущелье, и виднелся далекий снежный пик. Из скалы на высоте груди бил источник. В желоб между мокрых камней был заботливо втиснут импровизированный стакан, являющий собой настоящий интернациональный гимн. Жестяная банка, на этикетке которой под брендом Brazil латиницей было выведено: tushonka. Страной-изготовителем при этом значилась Германия. Набрав в кубок воды, отпил. Вода оказалась ледяной и невероятно вкусной.
- Вадим, - махнул мне толстым лавашным блином Заза. - Давай кушать!
На внешней стороне дороги, той, что ближе к обрыву, оказался незамысловатый, но крепкий столик с приваренными к нему скамейками.
- Уютненько, - одобрил я и достал из рюкзака двухлитровую бутылку домашнего вина, подаренную несколькими днями ранее в Мцхета благодарным водителем. - Вот, от нашего стола вашему столу!
- Э, что это? - недоверчиво поморщился Бесо. - Я это не знаю. У меня свой домашний есть. Сосо, достань?
Взбодрившийся Иосиф резво выудил из багажника бутыль, наполненную рубиново-красным вином. Тамуна в тоже время оперативно порубила огурцы и помидоры.
Первый тост был за бога. За красоту, им созданную, и судьбы, им вершимые. Решив не оскорблять ни бога, ни уж, тем более, моих симпатичных попутчиков, выпил стакан до дна и зажмурился от удовольствия. После третьего тоста, за наши семьи, изображение вокруг словно немного преломилось. Будто в одной створке зеркала-трюмо отразилось другое, приоткрыв коридор в бесконечное прекрасное и невыразимое. Удивительная красота вокруг, радушные люди, живительное вино и простая, но вкусная еда начали распирать от восторга грудь. Я начал вдохновенный тост, чья поучительность, тем не менее, не уступала патетическому тону. Я пил за Сакартвэло, объединившую на благодатной земле под своим синим небом столь честных, отзывчивых и искренних людей. Полное содержание вспомнить, увы, не могу, так как вместе с памятью оно потонуло в последующих шестом, седьмом, восьмом и бог весть каком там еще бокале.
В конечный пункт своей поездки я был выгружен податливым, разомлевшим и мягким, словно вынутый из печи каравай. Растекся по кровати в пахнущей струганым деревом комнатке маленького гостевого дома и забылся быстрым приятным сном.
Продолжение следует.
Стоит особо заметить, что в Тушети, возле сел Омало и Шенако велись съемки фильма «Мимино». По сценарию лётчик Валико Мизандари (Мимино) — тушин по национальности. На кадре из фильма как раз показано село Омало. В доме у дерева в самом низу кадра как раз довелось остановиться мне. Впрочем, обо всем по порядку.
Кадр из фильма "Мимино". Село Омало.
Так уж сложилось в жизни, что центром моего притяжения является Кавказ. Лишь попутно я успел заметить, что перебывал во всех местах съемок «Мимино» - и в Москве, и в Дилижане, и в Телави, и, наконец, в Тушети.
В Тушети можно попасть либо вертолетом с крохотного аэропорта «Мимино» в окрестностях Телави, ровно так, как это делал одноименный кинематографический герой. Либо на джипах по суровой, вьющейся меж горных кряжей, изрытой ручьями и селями дороге. Я пытался договориться о вертолетной заброске. Однако, выяснилось, что необходимого количества пассажиров так и не набралось. Потому в Телави я попросил Бесо, поджарого, крепкого седого мужичка довезти меня до условного районного центра Тушети, деревни Омало.
Бесо подъехал к моему дому ранним и сырым утром. Багажник его «Мицубиси» был забит стройматериалами, упругими мотками проводов и пятилитровыми бутылками из-под воды, в которых дрожала венозно-красная жидкость.
- Ага, - подумал я.
На переднем пассажирском сиденье находилась полная пожилая тетенька, подоткнутая продуктами, словно фирменное ресторанное блюдо. Левую руку у окна подпирал пакет с тугими помидорами. В ногах нескромно тянулись вверх крупноплодные огурцы. На коленях, пригревшись, развалились одеяла лаваша. Казалось, ткни тетеньку в бок — изо рта выпадет виноградинка.
Я поздоровался и плюхнулся на заднее сиденье.
- Сейчас в Греми заедем, - сказал Бесо, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида в салоне. - Еще двух друзей возьмем.
Городок Греми, бывший лет пятьсот назад столицей Кахетии, до сих пор привлекает туристов красивейшим монастырем и вкуснейшим коньяком. Городок, когда мы в него въехали, только начинал свою утреннюю жизнь. По улицам с ранцами за плечами бодро вышагивали черноволосые школьники. В воздухе разносился запах свежего хлеба. На одной из узких улочек возле еще не открывшегося сельского магазина к нашему остановившемуся автомобилю подбежал, сутулясь, гладко выбритый, лукаво щурящийся мужичок.
- Дядя Заза, - выкрикнул он, просовывая руку в открытое окошко.
- Ме мквиа Вадим, - откликнулся я.
- Откуда сам? - спросил Заза, крепко сжимая мою ладонь.
- Москва, - отозвался я.
- А-а, Москва, - выпятив челюсть, добродушно протянул Заза и после по-грузински обратился к Бесо.
Из обрывков разговора, по знакомым словам удалось понять, что третий их товарищ накануне загулял и пропал с радаров, не отвечая на телефон. Двери его дома открыл сонный подросток, непрерывно чешущий пузо и старательно отводящий глаза. Даже не понимая языка, я мог легко идентифицировать его:
- Папка где? - настойчиво спрашивал Заза.
- Не знаю, где папка, - отвечал малой, неудержимо зевая.
- Как не знаешь?! Ты кто, сын ему или так, ночевать сюда пришел?
- Да не знаю я! У Гурама, может, остался...
- Гротескный конфуз! - всплескивал руками Заза.
Папку Иосифа, однако, нашли не у Гурама, а у Давида. Это оказался также седоватый пожилой мужчина с печальными глазами. В руках он нес пакетик с вишнями.
- Сосо, - хрипло представился он, разворачивая кроличьи уши пакета и предлагая мне пригоршню бордовых ягод.
Тронулись в путь. От деревни Лалискури в сторону косматых зеленых гор уходила посыпанная щебнем дорога. 72 км — сообщала голубая жизнерадостная табличка на повороте. Пока за окном мелькали пасущиеся под дубками у быстрой реки бычки, в салоне машины шло активное знакомство. Выяснилось, что Заза и Сосо, уже трижды дедушки, являются с Бесо закадычными друзьями детства, и едут помогать тому достроить в высокогорном селе Шенако дом, в котором Бесо хочет сделать гестхаус к высокому сезону. Я же искренне восхищался природой и людьми Кахетии и раскрывал свой план пешего освоения Тушети. Собеседники одобрительно кивали, синхронно подпрыгивая на колдобинах. По мере подъема дорога стремительно ухудшалась, и вот я уже неожиданно поцеловал на кочке подголовник переднего кресла.
- Эй, чурка нерусский! - притворно возмутился Заза, обращаясь к Бесо. - Не дрова везешь!
Узкая дорога тем временем поднималась выше и выше. По рыжим землистым склонам, словно вены, бежали ручьи, разрастаясь в стремительные водопады. За обрывом, в сотне метров ниже бурлила свинцово-серая река, облизывая блестящие на солнце гладкие спины валунов. Неожиданно Бесо бибикнул. Я повертел головой. Дорога была пуста.
- Могила, - сказал молчавший до того Сосо. - Уважение к мертвым.
Я начал приглядываться к обочине. Действительно, на краю обрыва попадались столбики с металлическими табличками, на которых по-грузински были написаны имена и даты жизни. Последние цифры порой относились к тридцатым годам прошлого века.
Остановились на пол-пути, где дорога, змеясь, делала изящную петлю у живописного обрыва. За ним расстилалось подернутое дымкой ущелье, и виднелся далекий снежный пик. Из скалы на высоте груди бил источник. В желоб между мокрых камней был заботливо втиснут импровизированный стакан, являющий собой настоящий интернациональный гимн. Жестяная банка, на этикетке которой под брендом Brazil латиницей было выведено: tushonka. Страной-изготовителем при этом значилась Германия. Набрав в кубок воды, отпил. Вода оказалась ледяной и невероятно вкусной.
- Вадим, - махнул мне толстым лавашным блином Заза. - Давай кушать!
На внешней стороне дороги, той, что ближе к обрыву, оказался незамысловатый, но крепкий столик с приваренными к нему скамейками.
- Уютненько, - одобрил я и достал из рюкзака двухлитровую бутылку домашнего вина, подаренную несколькими днями ранее в Мцхета благодарным водителем. - Вот, от нашего стола вашему столу!
- Э, что это? - недоверчиво поморщился Бесо. - Я это не знаю. У меня свой домашний есть. Сосо, достань?
Взбодрившийся Иосиф резво выудил из багажника бутыль, наполненную рубиново-красным вином. Тамуна в тоже время оперативно порубила огурцы и помидоры.
Первый тост был за бога. За красоту, им созданную, и судьбы, им вершимые. Решив не оскорблять ни бога, ни уж, тем более, моих симпатичных попутчиков, выпил стакан до дна и зажмурился от удовольствия. После третьего тоста, за наши семьи, изображение вокруг словно немного преломилось. Будто в одной створке зеркала-трюмо отразилось другое, приоткрыв коридор в бесконечное прекрасное и невыразимое. Удивительная красота вокруг, радушные люди, живительное вино и простая, но вкусная еда начали распирать от восторга грудь. Я начал вдохновенный тост, чья поучительность, тем не менее, не уступала патетическому тону. Я пил за Сакартвэло, объединившую на благодатной земле под своим синим небом столь честных, отзывчивых и искренних людей. Полное содержание вспомнить, увы, не могу, так как вместе с памятью оно потонуло в последующих шестом, седьмом, восьмом и бог весть каком там еще бокале.
В конечный пункт своей поездки я был выгружен податливым, разомлевшим и мягким, словно вынутый из печи каравай. Растекся по кровати в пахнущей струганым деревом комнатке маленького гостевого дома и забылся быстрым приятным сном.
Продолжение следует.
Читайте также
